В этой истории есть много белых пятен. Например, почему слизняки умирали? Почему вторжение на Венеру провалилось? Здесь был ключ к тем вопросам, которые Старик и доктор Стилтон выуживали из памяти Мэри.
Я спросил:
— Это все?
Старик ответил:
— А тебе этого недостаточно?
— Вопросов больше, чем ответов, — пожаловался я.
— Гораздо больше. Но ты не эксперт по Венере и не психолог. Я поведал тебе то, что считал нужным, чтобы ты знал, почему мы работаем с Мэри, и не спрашивал ее об этом. Будь с ней хорошим, мальчик. Она вынесла больше, чем выпадает любому человеку в жизни.
Я проигнорировал его совет. Благодарю вас, я сам могу решить, как мне обращаться со своей женой, без вашей помощи.
— Чего я не понимал, — сказал я, — так это то, почему вы связали Мэри с первой «летающей тарелкой», которую мы ездили искать? А теперь вижу, что вы взяли ее на ту прогулку специально. Вы оказались правы — но все же, почему?
Старик взглянул на меня озадаченно.
— Сынок, у тебя когда-нибудь бывают предчувствия?
— Господи, ну конечно.
— А что такое «предчувствие»?
— А? Ну, это вера в то, что что-то произойдет так или не так, но без доказательств.
— Я бы назвал предчувствием результат подсознательного рассуждения на основе таких данных, о которых ты сам не знаешь, что обладаешь ими.
— Звучит как «черный кот в темной комнате в полночь». Но ведь у вас нет каких-либо данных. Не говорите мне, что ваше подсознание работает над данными, которые вы собираетесь получить на следующей неделе.
— Ах, да имел я данные!
— Что?!
— Какая последняя вещь случается с кандидатом, прежде чем его утверждают в качестве агента?
— Личное интервью с вами!
— Нет!
— О… психоанализ под гипнозом. — Я забыл про эти гипноанализы по той простой причине, что субъект никогда не помнит их содержания. — Вы имеете в виду, что получили эти данные от Мэри именно таким образом? Тогда это вовсе не предчувствие.
— Опять не то. Я имел очень мало этих данных — защита подсознания у Мэри очень сильная. И я со временем забыл то немногое, что узнал. Но я чувствовал, что именно Мэри годится в качестве агента для этой работы… Позже я просматривал снова ее гипноинтервью. Тогда я уже знал, что здесь заложено больше информации, чем вышло наружу. Мы пытались получить ее — и не смогли.
Я обдумал все это.
— Значит, вы намеренно подставляли ее под удары, чтобы получить информацию?
— Я должен был, к сожалению.
— О’кей, о’кей. — Я помолчал немного, потом спросил: — Послушайте, а что было на моей гипнозаписи?
— Вопрос не по существу!
— Почему же? Очень даже по существу!
— Я не мог бы сказать тебе этого, если бы и хотел. Я никогда не просматривал твоих психоанализов, сынок.
— Неужели?
— Я предоставил это моему заместителю. Он сказал, что там нет ничего, что мне нужно было бы знать. Поэтому я никогда и не смотрел их.
— Вот, значит, как? Ну, спасибо!
Он только хмыкнул. Папа и я всегда ухитряемся смутить друг друса.
XXIX
Слизняки на Венере от чего-то умерли. Вполне возможно, от какой-то болезни, которую они там подхватили. Это все, что мы могли предположить. По всей вероятности, у нас не будет больше возможности получить о них прямую информацию: пока мы со Стариком разговаривали, пришла депеша о том, что «тарелка», которую мы осматривали, уже уничтожена, чтобы не допустить ее повторного захвата слизняками. А Старик-то надеялся освободить людей из резервуаров на этом корабле, оживить их и расспросить.
Итак, этот шанс был упущен. Теперь то, что Старик и Стилтон выкопают из сознания Мэри, может быть единственным ответом. Если какая-то специфическая венерианская инфекция оказалась смертельной для слизняков, но не для людей — Мэри ведь выжила! — то нужно испытать все инфекции и найти нужную. Великолепно! Это все равно что изучить каждую песчинку на пляже. Список местных венерианских болезней, которые не смертельны для людей, а просто очень неприятны, невероятно длинен.
Проблема осложнялась гем, что живых культур этих венерианских болезней на Земле очень мало. Такое упущение можно было бы исправить, но на это потребовалось бы по меньшей мере столетие тщательных научных поисков и исследований на этой странной планете.
Между тем в воздухе уже повеяло холодом; кампания «Солнечный Загар» не могла длиться бесконечно.
Старик и Стилтон должны были вернуться туда, где, как они надеялись, был ответ, — в мозг Мэри. Мне это не нравилось, но я ничего не мог поделать. Мэри не подавала виду, что знает, ради чего ее подвергают гипнозу снова и снова. Она выглядела спокойной, но напряженной. У нее появились круги под глазами и другие признаки утомления. В конце концов я сказал Старику, что это нужно прекратить.