Нас обоих резко швырнуло в сторону, особенно отца, поскольку я был пристегнут. Он полетел кувырком вместе со своим слизняком, раскрытым и беспомощным, раздавленным нашими столкнувшимися телами.
Отец бился в тех ужасающих конвульсиях, которые сжимают спазмами каждый мускул, — конвульсиями, которые я наблюдал уже трижды. С искаженным лицом, со скрюченными пальцами, он искал точку опоры, но вместо того, чтобы обрести равновесие, рухнул на руль.
Машина стала пикировать.
Я сидел, если это можно назвать сидением, когда тебя удерживает на месте только ремень, и следил за падением. Еще не поздно было что-то поправить, вернуть машину в стабильное положение снова — хотя бы с помощью связанных ног. Я пытался это сделать — и не смог.
Между тем высотомер деловито щелкал. Мы снизились до одиннадцати тысяч футов, прежде чем я успел взглянуть на него. Затем было девять… семь… шесть… и вот мы разменяли нашу последнюю милю…
На пятнадцати сотнях вмешался радар блокирования, и лампочки носовых приборов стали мигать. Я уже подумал, что мы спасены, что сейчас машина начнет выравниваться, но тело отца продолжало заклинивать руль, как и раньше.
Я все еще надеялся на наше спасение — вплоть до того самого момента, пока мы не грохнулись.
Я постепенно приходил в себя от медленного покачивании. Это покачивание раздражало; хотелось его прекратить. Я ухитрился открыть один глаз — другой не открывался вообще — и тупо посмотрел вокруг, отыскивая источник раздражения.
Надо мной был пол машины, и я долго на него таращился, прежде чем определил, что это такое. Потом мало-помалу стал осознавать, где я и что произошло. Я вспомнил падение и понял, что мы, должно быть, рухнули не на землю, а в воду. Мексиканский залив?.. Впрочем, мне было все равно.
С внезапной вспышкой горя я вспомнил об отце.
Разорванный ремень безопасности валялся рядом, но руки и ноги были по-прежнему связаны. Одно предплечье, похоже, было разбито. Я увидел руль и не увидел на нем отца. Это меня обеспокоило. С болезненным ощущением я повернул головой, чтобы единственным здоровым глазом осмотреть то, что осталось от машины.
Отец лежал неподалеку от меня. Его голова находилась па расстоянии трех футов от моей. Он был окровавлен и неподвижен, и я не сомневался, что он мертв. Мне кажется, потребовалось почти полчаса, чтобы пересечь эти разделявшие нас три фута.
Теперь я лежал совсем рядом с ним — лицом к лицу. Мне не удавалось обнаружить у него никаких признаков жизни. Однако та странная, напряженная поза, в которой он находился, наводила на мысль, что какая-то надежда остается.
— Папа… — сказал я хрипло. — Папа… — Затем закричал: — Папа!
Его веки дрогнули, но глаза не открылись.
— Привет, сынок… — прошептал он. — Спасибо, мальчик… спасибо… — И голос пропал.
Мне хотелось потрясти его, но все, что я мог делать, это кричать:
— Папа! Очнись! Ты в порядке?
Он заговорил снова, и было видно, что каждое слова причиняет ему мучительную боль:
— Твоя мать… просила… сказать тебе… что она… гордилась тобой… — Голос пропал снова, и затрудненное дыхание приобрело зловещий характер.
— Папа!.. — Я зарыдал. — Папа! Не умирай! Я не смогу продолжить наше дело без тебя!
Его глаза широко открылись.
— Нет, ты сможешь… сможешь, мальчик… — Он сделал паузу, потом вздохнул с усилием и добавил: — Сможешь, сынок! — И вновь закрыл глаза.
Больше я ничего не смог от него добиться, хотя кричал и вопил. Потом прижался своей щекой к его щеке — мои слезы смешались с грязью и кровью.
XXXV
А теперь мы идем чистить Титан!
Мы все — те, кто летит, — пишем эти отчеты. Если не вернемся, это будет нашим завещанием свободным людям на свободной Земле. Мы описываем все, что мы знаем о том, как действуют паразиты-титаны и какие необходимо принимать меры предосторожности. Келли оказался прав: нельзя собрать этих шалтай-болтаев вместе опять. Несмотря на успех программы «Милосердие», невозможно до конца быть уверенным, что все слизняки погибли. Только на прошлой неделе в верховьях Юкона был застрелен медведь, которые нес на себе горб.
Человечество будет вынуждено все время быть на страже, особенно в ближайшие двадцать пять лет, если мы не вернемся, а прилетят «летающие тарелки». Мы не знаем, почему монстры с Титана следуют двадцатипятилетнему циклу сатурнового года, но то, что они ему следуют, это факт. Причина может оказаться простой; мы сами имеем много циклов, которые способствуют земному году. Мы надеемся, что они проявляют активность только в один период их «года». Если это окажется верным, операция «Месть» может быть осуществлена без труда.