Пенте низко поклонилась: так делал каждый, кто приближался к Жрице Могил, а потом плюхнулась на ступеньки у ног Ары и произнесла что-то вроде «уф!» Она очень выросла и потолстела. От любого движения на щеках вспыхивал яркий румянец. Сейчас она разрумянилась от ходьбы.
— Я слышала, ты заболела. Я припрятала для тебя несколько яблок.
Тут она вытащила откуда-то из складок просторного черного хитона тростниковую сетку, в которой лежало шесть или восемь чудесных золотистых яблок. Пенте уже прошла церемонию посвящения и теперь служила в храме Короля-бога под началом Коссил. Но она еще не стала жрицей и по-прежнему выполняла все обязанности наравне с новичками.
— Мы с Поппе разбирали яблоки, и я сберегла для тебя самые лучшие. Всегда сушат самые лучшие яблоки; конечно, они так лучше сохраняются, но все-таки жаль их сушить. Красивые, правда?
Ара потрогала гладкую бледно-желтую кожицу яблок, посмотрела на черенки, к которым все еще прижимались коричневые листочки.
— Красивые.
— Съешь яблоко, — сказала Пенте.
— Потом. Ты съешь.
Пенте из вежливости взяла самое маленькое яблоко и, ловко откусывая, с аппетитом съела сочный плод.
— Я бы могла есть целый день, — сказала она. — Никогда не наедаюсь. Жаль, что я жрица, а не повариха. Я бы готовила лучше, чем эта старая скряга Натабба. А кроме того, можно бы было вылизывать горшки… Ой, а ты слышала про Мунит? Ей велели начистить медные сосуды, в которых хранят розовое масло. Знаешь, такие длинные, похожие на кувшины, только с пробкой. А она подумала, что внутри тоже надо чистить, и засунула туда руку с тряпкой, а вытащить не могла. Она так тянула руку, что у нее все запястье распухло и рука по-настоящему застряла в кувшине. Она бежала по спальным комнатам и орала: «Я не могу его снять! Я не могу его снять!» А Пунти, он уже совсем глухой, подумал, что начался пожар и крикнул другим служителям, чтобы спасали новичков. Тем временем Уато доил козу. Он выбежал из загона посмотреть, что случилось, а ворота оставил открытыми. Тогда все козы выскочили на двор, туда же, где были Пунти, служители и маленькие девочки. А Мунит размахивала рукой с медным кувшином, и у нее случилась истерика. В общем, когда Коссил вышла из храма, все они носились по двору. Она сказала: «Что такое? Что такое?»
На круглом лице Пенте появилось выражение презрительной насмешки, и, хотя она совсем не была похожа на Коссил, в эту минуту сходство было настолько комичным, что Ара фыркнула от еле сдерживаемого смеха.
«Что такое? Что такое?» — сказала Коссил. И тут коричневая коза боднула ее… — Пенте задыхалась от смеха, из глаз ее ручьем текли слезы. — А Мунит ударила… ударила козу кувшином…
Обе девочки раскачивались от смеха, обхватив себя за колени.
— А Коссил повернулась и сказала: «Что такое? Что такое?»… коз… козе.
Конец рассказа утонул во взрывах хохота. Наконец Пенте вытерла глаза и нос и рассеянно взяла другое яблоко.
От хохота Ара почувствовала легкую слабость. Немного придя в себя, она спросила:
— Как ты попала сюда, Пенте?
— Я была шестой дочерью у отца с матерью, и они не в состоянии были нас воспитать и выдать замуж. Поэтому когда мне исполнилось семь лет, они привели меня в храм Короля-бога и отдали в ученицы. Это было в Оссауе. Наверное, у них там оказалось слишком много новичков, потому что в скором времени меня отправили сюда. А, может быть, они считали, что из меня получится выдающаяся жрица. Но как же они ошибались!
С видом притворного сожаления Пенте весело укусила яблоко.
— Ты что же, не хочешь стать жрицей?
— Не хочу? Конечно, не хочу! Я бы с большой охотой вышла замуж за свинопаса или жила в канаве. Я бы делала все, что угодно, лишь бы не оставаться похороненной заживо в компании несчастных женщин в заброшенном старом храме, куда никогда никто не приходит! Но все это пустые слова, потому что я теперь послушница и мне от этого не уйти. Но я очень надеюсь, что в своей следующей жизни я буду танцовщицей в Ауабате! Я это заслужила.
Ара пристально посмотрела на нее сверху вниз. Она не понимала Пенте. Она поняла, что никогда раньше не видела такой Пенте — веселой, жизнерадостной толстушки, сочной, как одно из этих прекрасных золотистых яблок.
— И что же, выходит, храм для тебя ничего не значит? — спросила она довольно строго.
Пенте, всегда покорная и уступчивая, нисколько не встревожилась.