— Верно, верно, — сказал Довер, вставая. Он подошел к стулу, где лежал зеленый комбинезон Чипа, поднял его и пощупал карманы.
— Здесь все? — спросил он.
— Да, — сказал Чип. — Включая несколько снимков, которые я хотел бы сохранить.
— Извини, ничего из того, с чем ты пришел, — сказал Довер. — Тоже правило, — он поднял с пола ботинки Чипа. — Каждый сначала чествует себя немножко неуверенно. Ты будешь гордиться, что ты здесь, когда приобретешь правильный взгляд на вещи. Это обязанность.
— Я запомню, — сказал Чип.
В дверь постучали, и девушка, которая унесла поднос, вошла с синим комбинезоном и белыми сандалиями. Она положила все на кровать.
Довер, улыбаясь, сказал:
— Если хочешь паплон, то это можно устроить.
Девушка посмотрела на него.
— Драка, нет, — сказал Чип. — Я думаю, я так же достоин шелка, как все здесь.
— Достоин, — сказал Довер. — Достоин, Чип. Увидимся без десяти час, хорошо? — он направился к двери, перекинув через руку зеленый комбинезон и держа ботинки. Девушка заторопилась открыть перед ним дверь.
Чип спросил:
— Что случилось с Баззом?
Довер остановился и обернулся с видом сожаления.
— Его поймали в 015,— сказал он.
— И вылечили?
Довер кивнул.
— Тоже правило? — спросил Чип.
Довер снова кивнул, повернулся и вышел.
На обед были тонкие бифштексы, приготовленные в чуть приправленном специями коричневом соусе, маленькие коричневые луковицы, нарезанный ломтями желтый овощ, которого Чип не встречал на Свободе — «Тыква», сказал Вей, — и прозрачное красное вино, которое было не такое вкусное, как желтое вино накануне вечером. Они ели золотыми ножами и вилками с тарелок с широкой золотой каймой.
Вей, одетый в серый шелк, ел быстро, отрезая кусочки от бифштекса, поднося их на вилке к своему окруженному морщинами рту, и совсем недолго жуя, прежде чем проглотить пищу и снова поднять вилку. Иногда он приостанавливался, отпивал вина и прижимал к губам желтую салфетку.
— Это все существовало, — сказал он. — Какой был смысл разрушать?
Комната была большая, красиво обставленная в до-Объединенческом стиле: белая, золотая, оранжевая, желтая. В углу комнаты два члена в белых комбинезонах ждали у сервировочного стола на колесиках.
— Конечно, сначала это кажется неправильным, — сказал Вей, но окончательные решения должны приниматься неполучающими лечений членами, а не получающие лечений члены не могут и не должны прожить свою жизнь на пирогах, телевизоре и «Марксе за работой», — он улыбнулся. — Даже и на «Вей разговаривает с химиотерапевтами», — добавил он и отправил в рот кусок бифштекса.
— Почему Семья сама не может принимать за себя решения? — спросил Чип.
Вей прожевал и проглотил кусок.
— Потому что она неспособна на это, — сказал он. — То есть на то, чтобы принять разумное решение. А без лечений — ну что ж, у тебя был пример на твоем острове — она мнительна и глупа, и агрессивна, чаще всего руководствуется эгоизмом, нежели чем-либо другим. Эгоизмом и страхом, — он взял с вилки лук.
— Она пришла к Объединению, — сказал Чип.
— Ммм, да, — сказал Вей, — но после какой борьбы! И какой хрупкой структурой было Объединение, пока мы не поддержали его лечениями! Нет, Семье надо помогать быть полностью гуманной — сегодня лечениями, завтра генной инженерией, а за нее надо принимать решения. Те, у кого есть для этого средства и интеллект, тоже должны выполнять свой долг. Уклониться от него было бы преступлением против своего вида, — он отправил в рот еще один кусок бифштекса, поднял руку и поманил прислуживающих членов.
— И часть этого долга, — сказал Чип, — убивать членов в шестьдесят два года?
— Ах, это, — произнес Вей и улыбнулся. — Всегда основной вопрос, который задают непременно с суровым видом.
Два члена подошли к ним, один с графином вина, другой с золотым подносом, который он держал ближе к Вей.
— Ты смотришь только на одну часть картины, — сказал Вей, беря большую вилку и нож и снимая бифштекс с подноса. Он задержал в воздухе бифштекс, с которого капал сок. — На что ты отказываешься посмотреть, — сказал он, — это на неисчислимое количество членов, которые бы умерли раньше шестидесяти двух, если бы не покой, стабильность и благополучие, которое мы им даем. Подумай на секунду о массе, а не об индивидуумах внутри массы, — он положил бифштекс на тарелку. — Мы добавляем немного больше лет к средней продолжительности жизни Семьи, чем отнимаем у нее, — сказал он. — Намного, намного больше лет, — он полил бифштекс соусом и взял луку и тыквы. — Чип? — спросил он.