Все это началось в Майами. Я имел дело с представителем департамента ВМФ по фамилии Крессвелл. Он навещал меня раз в год — возможно, его боссы собрались поставить на мне гриф «секретно». Любопытно, что он жаждал увидеть: может, ненормальный блеск глаз? Или красную букву на лбу? Бог знает. Но не зря же мне отвалили такую пенсию, которую и получать-то неловко.
Мы с Крессвеллом сидели в отеле на веранде его комнаты и за бутылкой обсуждали будущие космические программы Соединенных Штатов. Было около четверти четвертого. Вдруг у меня зачесались пальцы, как-то по-особенному, будто по ним прошел ток. Я сказал об этом Крессвеллу.
— Наверно дотронулся до ядовитого плюща этого золотушного острова, — ухмыльнулся он.
— Здесь кроме кустарника пальметто и потрогать-то нечего. Может быть, какая-нибудь инфекция семилетней давности. — Я посмотрел на руки. Руки как руки, только вот чешутся.
В тот же вечер я подписал стандартный бланк. («Торжественно клянусь, что я не передавал и не раскрывал никакой информации, которая могла бы…» и т. д., и т. п.) и поехал домой на своем стареньком «форде» с ручным управлением. Здорово придумано — сразу себя человеком чувствуешь.
Дорога была не близкой, и к тому времени, когда подъехал к повороту на Кэй-Кэролайн, я уже чуть не свихнулся: руки чесались по-сумасшедшему. Знаешь, как заживает глубокий порез? Вот-вот. Такое чувство, будто под кожу кто-то забрался и роет там ходы.
Солнце почти село, и я рассматривал руки в свете приборного щитка. На подушечках пальцев, как раз там, где снимают отпечатки, появились маленькие красные пятнышки, и еще несколько таких же воспаленных мест было на суставах. Я поднес кончики пальцев ко рту и тут же с внезапным омерзением отдернул руку. Чувство неизъяснимого ужаса подступило к горлу, перехватило его. Там, где появились красные пятнышки, кожа была горячей, воспаленной и какой-то желеобразной, вроде мякоти подгнившего яблока.
Остаток пути я старался убедить себя, что виновник — ядовитый плющ. Но мозг сверлила жутковатая мысль о моей тетушке, которая свои последние десять лет прожила взаперти в мансарде нашего дома. Моя мать, носившая ей наверх еду, запретила мне, ребенку, даже упоминать ее имя. Причину я узнал много позже: у моей тетки была болезнь Хансена — проказа.
Когда я приехал домой, то первым делом позвонил доктору Фландерсу. Мне ответили, что доктор на рыбалке, но если что-то срочное, то доктор Балланджер…
— Когда вернется доктор Фландерс?
— Не раньше чем завтра днем. Вы можете…
— Могу, — оборвал я.
Я медленно повесил трубку, потом набрал номер Ричарда, но услышал только длинные гудки. Некоторое время я сидел в нерешительности. Зуд усиливался. С руками творилось что-то непонятное.
Я подкатил свое инвалидное кресло к книжному шкафу и взял с нижней полки потрепанную медицинскую энциклопедию, которой я пользовался много лет. В разъяснениях было столько туману, что они больше смахивали на издевку. Я мог быть болен чем угодно… Или ничем.
Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Со шкафчика в углу комнаты слышалось тиканье старых космических часов, издалека доносился гул самолета, державшего курс на Майами. Эти звуки мне не мешали, и в тишине я слышал собственное дыхание.
Вдруг я с ужасом осознал, что вижу раскрытую книгу, хотя глаза у меня были закрыты. Вижу, но как-то не так, будто чужими глазами, в четвертом измерении. То, что я видел, было грязным, чудовищным, искаженным до неузнаваемости, но, вне всякого сомнения, это были страницы раскрытой энциклопедии.
И не один я ее разглядывал.
Я поспешно открыл глаза, чувствуя, как сжимается сердце. Но это ощущение не прошло, хотя и чуть притупилось. Я видел текст и диаграммы, как любой нормальный человек, и в то же время как-то по-другому, как бы другими глазами, которые воспринимали книгу, как совершенно чужеродный предмет — уродливый по форме и зловещий по смыслу.
Я медленно поднес ладони к лицу, и вдруг вся комната явилась мне во всем своем отталкивающем безобразии.
Я дико вскрикнул.
Из потрескавшихся воспаленных язвочек на меня глядели множество глаз. И по мере того, как я смотрел на них, эти глаза упорно и настойчиво выталкивали себя на поверхность.
Но не это зрелище заставило меня закричать. Впервые я увидел свое лицо — лицо монстра.
«Вездеход» перевалил через песчаную дюну, и Ричард остановил его возле самого крыльца. Мотор пофыркивал на холостых оборотах. По специальному пандусу я съехал в кресле с крыльца, и Ричард помог мне перебраться в машину.