Сражение у Энслина стоило нам около двухсот человек убитыми и ранеными, но, кроме того факта, что мы расчистили себе путь к Кимберли ещё на один перегон, трудно сказать, какие выгоды принесла нам эта победа. Мы отвоевали холмы, но потеряли людей. Потери буров, по-видимому, составили менее половины наших, а усталость и немногочисленность нашей кавалерии не позволили нам преследовать противника и захватить их орудия. В течение трех дней солдаты дали два тяжёлых боя в безводной местности, под тропическим солнцем. Они очень устали, а чего добились? Причины такого положения вещей, естественно, активно обсуждались и в лагере, и дома. Разговоры постоянно возвращались к недовольствам самого лорда Метуэна по поводу недостатка кавалерии и артиллерии на конной тяге. В наше Военное министерство — ведомство, в некоторых делах действующее поразительно и неожиданно эффективно, была брошена масса весьма несправедливых обвинений, однако в этом вопросе (относительно задержки с отправкой кавалерии и конной артиллерии, а они, как и мы, знали об исключительной мобильности нашего врага), безусловно, существуют основания для расследования. Буры, принимавшие участие в этих двух сражениях, в основном принадлежали к якобсдальскому и фауресмитскому коммандо, некоторые бюргеры были из Босхофа. Знаменитый Кронье со своей старой трансваальской гвардией двигался из Мафекинга, и пленные в Бельмонте и Энслине сильно досадовали, что он опоздал, чтобы принять на себя общее командование. Однако во время последнего боя поступали донесения, что бурское подкрепление на подходе, и труды сил освобождения Кимберли вовсе не подошли к концу. В самый разгар боя отправленные на наш правый фланг уланские дозоры доложили, что довольно крупный отряд бурских всадников уже подошёл и занял позицию на холме у нас в тылу. Их позиция представляла очевидную опасность, и лорд Метуэн отправил туда полковника Уиллоби Вернера с Гвардейской бригадой. На обратном пути этому доблестному офицеру не повезло — лошадь споткнулась, и он получил серьёзное ранение. Его миссия, однако, достигла цели: гвардейцы, двигаясь через плато, встали таким образом, что пополнение не могло оказать помощь обороняющимся без открытого боя, что противоречило бы всем бурским традициям, и эти буры вынуждены были созерцать, как их собратья терпят поражение. На следующий день этот кавалерийский отряд отошёл обратно на север и, без сомнения, находился среди тех, с кем мы вскоре столкнулись у реки Моддер.
Марш от реки Оранжевая начался в среду. В четверг произошло сражение у Бельмонта, в субботу — у Энслина. Не было средств защититься днём от жары, а ночью от холода. Не хватало воды, да и её качество подчас оставляло желать лучшего. Войска нуждались в отдыхе, поэтому на вечер субботы и воскресенье они остались в Энслине. В понедельник утром, 27 ноября, изнурительный марш в Кимберли продолжился.
В понедельник, 27 ноября, на рассвете, снова двинулась вперёд к своей цели маленькая британская армия, серовато-коричневая колонна на пыльном вельде. Ночью сделали привал на прудах Клипфонтейна, впервые за целый день марша не столкнувшись с врагом. Появилась надежда, что, возможно, два последовавших одно за другим поражения лишили буров присутствия духа, и дальнейшего противодействия наступлению не будет. Однако те, кто знал о непосредственной близости Кронье и его опасном нраве, более адекватно оценивали ситуацию. И здесь, вероятно, нужно сказать несколько слов о том знаменитом командире, который сыграл ту же роль в западной части театра военных действий, что Жубер — на восточной.
Команданту[31] Кронье во время войны было шестьдесят пять лет. Крепкий, смуглый человек, спокойный внешне и горячий в душе, у своего твёрдого народа он считался исключительно несгибаемым. Его мужественное бородатое лицо имело спокойное мягкое выражение. Говорил он мало, но всегда метко, и обладал даром зажигать и укреплять более слабых. На охоте и в столкновениях с туземцами он вызывал восхищение соотечественников, прежде всего отвагой и умением находить выход из сложных ситуаций. В войне 1880 года он руководил бурами при осаде Почефстрома и настаивал на штурме с неумолимостью, не ограниченной никакими рыцарскими обычаями войны. В итоге он вынудил сдать местечко, утаив от гарнизона факт подписания общего Перемирия. Это деяние впоследствии порицало его собственное правительство. Последующие годы он провёл на своих фермах как самодержец и старейшина, у многих вызывая уважение и всем внушая страх. Некоторое время он являлся комиссаром и запомнился своей суровостью. Снова призванный на поле брани рейдом Джеймсона, он решительно загнал своих врагов в безвыходное положение и требовал, как утверждают, чтобы с пленными поступили самым жёстким образом. Таков был человек, умелый, коварный, жестокосердный, притягательный, со своей усиленной грозной армией вставший на пути усталых солдат лорда Метуэна. Они были достойными соперниками. С одной стороны — выносливые люди, обученные стрелки, хорошая артиллерия и оборонительная позиция; с другой — британская пехота с многовековым опытом, чувством долга, дисциплинированностью и высоким боевым духом. С неустрашимыми сердцами пыльная колонна подвигалась вперёд по пыльному вельду.
В умах наших командиров сражение с бурами настолько тесно связалось с горами, что, даже зная о том, что по плато вьётся река Моддер, они не подумали о возможности встретить отпор на ней. Так сильна была уверенность в себе, или так слаба разведка, но силы, равные по численности нашим, со множеством орудий сосредоточились на расстоянии одиннадцати километров от нас, а наступление велось без какого-либо учёта предстоящей битвы. Очевидное даже для штатских людей предположение, что река — место, на котором весьма вероятно встретить упорное сопротивление, казалось, совсем не возникало. Возможно, несправедливо винить генерала за тот факт, который, должно быть, беспокоил его ум больше, чем наши (у человека вызывает сочувствие благородный и смелый воин, во сне, как говорят, кричавший, что ему «следовало взять с собой те два орудия»), однако здравый смысл отказывается допускать, что ни кавалерия, ни разведывательная служба не виноваты в столь абсолютном неведении[32]. Утром во вторник, 28 ноября, британские войска получили приказ выступать немедленно, а завтракать, когда дойдут до реки Моддер, — мрачная шутка для тех, кто выжил и может её оценить.
32
Последующая информация свидетельствует, что кавалерия все-таки докладывала лорду Метуэну о присутствии противника.