Калдлен кивнул, усадил меня на кровать, прикрыл моё «обнаженное тело» (на самом деле я была в длинной ночной рубашке до пят) одеялом, и присел на кресло возле столика. После чего он закрыл глаза. Я увидела, как вокруг него формируется разноцветное облачко, которое замерло в середине комнаты, а потом взорвалось салютом.
— Красиво, — резюмировала я. — Но к делу не относится.
Глаза О’Крина расширились от удивления.
— С каких это пор ты видишь работу с аурой? Раньше на моё колдовство ты совсем внимания не обращала.
Ого. Так вот что это было.
— Медитация и вечная работа над собой делают из обезьяны опытного мага, — заключила я.
Калдлен недоверчиво приподнял бровь.
— Я наложил заклинание, благодаря которому никто не сможет подслушать наш разговор, — пояснил Рыжик, не веря в мой внезапно проявившуюся чуйку к магии. — Я решил предложить республикам суверенитет. Пообещаю сделать их независимыми от Ковена Магов, при этом сохраняя военное соглашение и единую армию.
Неплохо, конечно, и все по плану. Вот только, если отталкиваться от моего опыта одиноко путешествия по Эдертадув другой реальности, то могу сказать, что суверенитет на бумажке не спасет положения.
— Прежде чем я расскажу тебе о моем плане, который, ты, скорее всего, сочтешь мега сумашедшим, я должна кое-что узнать. Знаю, что Ковеном правит Верховная Палата, состоящая из представителей двадцати рас и также знаю, что якобы все эти представители одинаково влияют на политические события страны. Это действительно так?
Калдлен насторожился.
— Все так, как ты сказала, — подтвердил парень.
Я хмыкнула. Ну да, конечно, а как же объяснить то, что весь Ковен трепещет перед Эваном О’Крин, а имена остальных председателей за все время пребывания в Эдертаде я так и не услышала.
— И каждый из представителей двадцати рас имеет равный голос в Палате? Или слово твоего деда – закон?
— Послушай, Ангора... — начал О’Крин.
— Не нужно оправдываться, Кэл. В данной ситуации это нам на руку. Если слово Председателя-человека весит больше, чем все вместе взятые голоса членов Верховной Палаты, ты сможешь изменить кое-что в законодательстве страны, если займешь это место.
Твои предложения в предвыборной программе не удовлетворят потребности народа. Пообещай им равноправия. Скажи, что если они выберут тебя, то ты издашь указ о ликвидации «господ и слуг». Уничтожишь эту систему и обеспечишь для каждого равные условия. Все ранги и титулы, которыми сейчас обладают знатные семьи останутся на местах, но с этого момента каждый сможет получить такое же звание за доблестное служение стране. Это нужно народу, Калдлен. Они не так жаждут свободу республик, как личную свободу. Обеспечив равноправие ты получишь больше уважения и шанс быть избранным, — говорила я, наблюдая за реакцией парня. — Это будет твоим первым шагом. После того, как ты получишь должность, пообещаешь им, что каждый может сам выбрать кандидата на роль Председателей. Тринадцать республик выберут новых членов палаты по своим предпочтениям.
— Это рискованно, Ангора. Знатные семьи могут устроить восстание. А после этих повторных выборов я могу потерять место. Повторные выборы и перереформирование состава Верховной Палаты дела рискованные.
— Ты видел соотношение богачей с простыми людьми и нелюдями? Даже если будет восстание, то его будет легче подавить, чем восстание простолюдинов. А на повторных выборах со стороны республики людей будешь выбран именно ты. Никто не захочет рисковать и ставить на место другого человека. В тебе будут видеть надежду.
— Все это звучит, интересно, но слишком неправдоподобно и сказочно. Нужно будет переписывать законы, правила, придумывать новую систему вознаграждения или доктрину о свободе и равноправии. На это уйдут годы, а у меня есть несколько дней, — противился Рыжик.
Я хмыкнула. Возможно он прав. Однако, с моими знаниями можно в несколько раз ускорить процесс. Недаром по предмету «право» в университете у меня стоит отлично, которое я выстрадала бессонными ночами зубрежки.
— Просто согласись со мной. Дай мне карандаш, бумагу и немного времени. Будет тебе и новые законы, и доктрина и конституция.
С немыслимым пучком на голове, в брючном костюме пажа (который прекрасно подошел мне по размеру), я пыхтела над бумагами. Попутно я фыркала и плевалась от того, что никак не могла приноровиться к перу с чернилами. Испортив с дюжину листов я смирилась и принялась писать карандашом.