Вайон поднес Гвозди к голове Иокара, почти касаясь ее. Корит поднял левую руку и, вращая запястьем, коротко и быстро задвигал в воздухе пальцами. Кабели, управляемые сенсорным интерфейсом, с точностью повторяли его движения, которыми технодесантник подводил соединительные иглы к нужным участкам. В следующий миг они впились в мозг Иокара.
В человеческом мозгу отсутствуют болевые рецепторы, поэтому Иокару не причиняли страданий провода, извивающиеся в его сером веществе, однако тело все же реагировало на вторжение. Лицо библиария исказили судороги. Конечности вздрагивали, непроизвольно натягивая ремни, удерживающие его на месте. Ощущения то обострялись, то вовсе пропадали — слепота, онемение и странные, незнакомые запахи сменяли друг друга за доли секунды.
Не спеша и соблюдая крайнюю осторожность, Вайон позволил кабелям, проникающим все глубже в мозг, увлечь за собой Гвозди Мясника, пока в конце концов устройство с влажным хряском не вошло в разрез на голове. Апотекарий снял расширители, и кости черепа плотно сжали имплантат. Поспешно отцепив удерживающие плоть зажимы, Вайон принялся сшивать ее вокруг устройства. Когда апотекарий сбрызнул его отекший лоб ледяным обеззараживающим раствором, от внезапного холода кожа Иокара покрылась мурашками.
Пальцы Корита замирали один за другим по мере того, как соединительные кабели до предела погружались в мозг. Едва заметным кивком технодесантник перевел питание Гвоздей от систем своего доспеха на внутренний источник энергии и, в мгновение ока выполнив целый ряд проверок, отсоединил механодендрит, который скользнул обратно в шлем.
В тишине, нарушаемой лишь потрескиванием медицинских когитаторов и неумолкаемым рокотом корабельных двигателей, минута тянулась за минутой. Иокар с хрустом костяшек стиснул кулаки, призвав свою легионерскую выучку, чтобы взять под контроль все еще содрогающееся тело.
Пожиратель Миров чувствовал в себе перемены, чувствовал, как перестраивается его разум, приближаясь к единению с разумом Повелителя красных песков. В библиарии зародилось нечто новое, что-то неясное, будто эхо, слепой инстинкт, который обволакивал сознание и просачивался в самые базовые мыслительные процессы.
Внезапно тело его наполнилось теплом, разлившимся от головы до самых кончиков пальцев. Жар становился все интенсивнее, пока не запылала каждая жила в его теле. Библиарий с хрустом сжал сведенные судорогой челюсти.
Глазами, исчерченными сеткой напряженных сосудов, он смотрел то на Вайона, то на Корита, причем с каждым мгновением все враждебнее. Библиарий упивался неуверенностью, пронизавшей ауры братьев, и остановился лишь тогда, когда боль в глазах стала практически нестерпимой. Он и без помощи дара ясно читал в их взглядах сомнение и страх.
Они боятся его, словно бомбы, готовой взорваться в любой момент.
Они наблюдают за ним.
Рассматривают его.
Осуждают.
«…щелк…»
Братья не посмели бы глядеть на Иокара свысока, если бы тот не лежал вот так, скованный по рукам и ногам. Они столь уверены в своем превосходстве. Какое высокомерие! Где было их мужество, когда искали добровольцев для испытания Гвоздей? Почему только Иокар откликнулся на призыв Ангрона, а они нет?
«…щелк-щелк…»
Иокар беззвучно задвигал челюстью, но теперь не от боли, а от злости. По нервам хлестнула всепоглощающая ярость, выходящая за пределы всего, что он знал. Новая злость, черная с алыми прожилками, бездонная, будто на самом дне его души разверзлась зияющая клыкастая пасть.
«…щелк-щелк-щелк…»
Неужели отец испытывал такую же ярость? Тот ли это необузданный гнев, который вычищает миры и проливает океаны горячей живой крови? Иокар упустил нить размышлений, которые под гул, все нарастающий в голове, лишились всякого смысла и значимости. Больше ничего не имело значения, ничего, кроме удерживающих его пут и того, что он сделает, как только от них освободится.
«…щелк-щелк-щелк-щелк-щелк…»
Легкие сковало спазмом, отчего вздохнуть стало невозможно. Тени на стенах апотекариона удлинились и заметались, когда тело библиария окутали яростные сполохи псионического огня.
Вайон и Корит засуетились. Иокар понимал, что они что-то выкрикивают и что стерильное безмолвие апотекариона разрушено красными отсветами и воем тревоги, но ничего не слышал. Все звуки исчезли — остались лишь первобытный рев крови в ушах и нескончаемое…