Завтрак проходил в просторной гостиной с голубой керосиновой люстрой, низко висящей над небольшим прямоугольным столом посередине комнаты.
– Ну и что? – спросила младшая, заправляя за ухо дужку очков.
– Да как не понимаешь ты?! Это же то, что нужно!
– Да зачем же тебе это нужно? Я крайне удивлена. Там воры, убийцы, казнокрады и проходимцы. Ты – барышня, а не мужлан какой-нибудь.
– Пойду туда я, – упрямо заявила Анхен.
– Вот тоже выдумала, – проворчала Акулина, убирая со стола. – Белены объелась никак.
Старая служанка любила дерзить, но они так к ней привыкли, что дерзости уже не замечали.
– Одумайся! Разве не лучше, не спокойнее учить девочек? И что скажет маменька? – Мари переставила упор на здравый смысл и авторитет матери.
– Для тебя да, лучше. Для меня нет. Ни в коем случае. Тоскливое сие занятие – преподавать. Там жизни нет!
– Ну и иди! Пожалуйста. Никто и не держит, – вдруг согласилась Мари, с ехидной, впрочем, интонацией – вот-вот язык покажет.
Сестра на миг замерла, затем лицо её озарила торжествующая улыбка.
– Тебя не возьмут в полицию, это точно, – заявила нахалка безапелляционным тоном.
– Сей вывод откуда ты взяла? – спокойно спросила Анхен.
– Ты что забыла, что натворил папенька? Думаешь, в полиции об этом неизвестно? Нет, нет, даже не мечтай, дорогая сестрица, – сказала Мари, самодовольно улыбаясь – аж румянец проступил на её округлых щёчках.
Анхен схватилась за лицо обеими руками, широко распахивая от ужаса глаза дивного орехового цвета и хлопая длинными ресницами.
– Ой-ё-ё-ёй!
Через мгновение она рассмеялась самым издевательским образом.
– Думаешь, о сём я позабыла? Нет. Ни в коем случае. Прекрасно помню я об этом. Мамин друг, что из дворцовой стражи, мне поможет. Он ведь в курсе давних тех событий, и знает, что мама́н, а тем более мы с тобой, ни в чём не виноваты. Пойду к нему, записку он напишет мне.
– Всё равно тебя не возьмут. Где это видано – барышня в полиции служит?!
– Где это видано – барышня в полиции служит?! – слово в слово повторил упитанный рыжебородый господин в сером костюме в жёлтую клетку. – Не видано это нигде. У нас не каждый юноша выдержит! Такое, знаете ли, приходится наблюдать порой, а тут надо же, девица пришла. Нет, нет, идите себе с миром, мамзель. И записочку свою заберите с собой.
В полицейском участке её препроводили в просторную комнату с полосатыми обоями и балясником красного дерева, делящим комнату на кабинетную часть с несколькими столами и допросную. Господин Фёдор Осипович Громыкин как её увидел, так руками и замахал. Прочь! Прочь! Карие узкие глаза дознавателя превратились в кругляшки, точно пуговицы. Этого ещё не хватало – девица – полицейский художник?!
– Быстро схватываю я и детали мигом запоминаю, – прокричала ему Анхен, ловко изворачиваясь от неловких рук толстого городового, пытающегося её увести от сыскарей прочь. Оплошал, извиняйте.
– Это как же так мигом? – вышел из-за своего стола и приблизился к ней худощавый молодой человек с каштановыми волосами, зачесанными на прямой пробор. – Позвольте представиться. Иван Филаретович Самолётов. Чиновник сыскной полиции. Делопроизводитель.
Глаза господина Самолётова Анхен понравились. Она бы назвали их библейскими – мудро-печальные, как с иконы эпохи Возрождения. Она с удовольствием их нарисует, как-нибудь на досуге.
– А вот так! Память хорошая на лица. Вот мне любого человека покажите на полминуты, портрет его я нарисую Вам. Ростоцкая, – представилась и Анхен, слегка склонив голову набок. – Анна Николаевна.
Анхен нарядилась для столь важного визита тщательно – надела выходной костюм цвета пыльной розы, деликатную шляпку с розовыми астрами, даже соизволила нацепить рубиновые серьги – чего уж теперь скромничать. Смуглую кожу её оттеняли белая рубашка и красные перчатки по локоть.
– Прочь! Прочь! – талдычил господин Громыкин, не слушая барышню.
– Отчего же не попробовать, Фёдор Осипович? Занятное дельце, – повернулся к нему лощёный господин Самолётов с причёской а-ля Капуль.
– Ну как знаете. Как знаете, – вдруг согласился рыжебородый дознаватель, возвращаясь к бумагам.
Делопроизводитель Самолётов проводил её в допросную часть помещения – покорнейше прошу садиться, галантно пододвинул ей стул, а сам вышел из комнаты и вернулся только через пару минут.
– Сейчас к нам приведут задержанного. Ровно на полминуты, как Вы похвалялись ранее. И уж, пожалуйста, времени даром не теряйте, – заговорщицки подмигнул ей Иван Филаретович и встал подле неё, вытащив из жилета часы на цепочке. Тик-так, тик-так.