Дальнейшие судьбы «Аниары» складывались следующим образом. В 1959 году поэма несколько дней читалась по шведскому радио. По свидетельству журналистки Э. Жанне, впечатление было огромным, фантастический мир поэмы захватил сознание людей, слушатели в течение нескольких дней «жили на борту «Аниары"». В этом же году произошло важное событие в культурной жизни Швеции. В Оперном театре в Стокгольме с большим успехом шла опера «Аниара», музыку к которой написал талантливый шведский композитор Карл-Биргер Блумдаль, а либретто — К. Э. Линдегрен.
В одном из интервью Мартинсон рассказывает о том, как трудно было ему найти нужную форму для своего произведения. «Эпос кажется теперь отжившей формой. Но я чувствовал, что надо быть последовательным в эпическом, как и в драматическом. Все, что становилось слишком лирическим, приходилось «прореживать», чтобы не препятствовать потоку эпического. Читателю нельзя было позволять останавливаться в поэтическом восторге, ибо тогда внимание отвлекалось от существенного. В нескольких местах я все же был слишком лиричен, но там это можно было себе позволить, ибо речь шла об утерянном, о Земле. В конечном итоге я останавливался на тех ритмах, которые приходили сами, это были наиболее архаичные ритмы: пятистопный ямб, александрийский стих и т. д. Я работал с большим внутренним напряжением. Время направляло меня, наше собственное время, ставящее опыты над космическими силами, над самой Вселенной».
Основным пафосом своей научно-фантастической поэмы Мартинсон считал предупреждение. Однако «Аниара» повествует и о силе добра: «Мы должны научиться мыслить по-новому, не утратив при этом необходимой доброты. Добро было дискредитировано тем, что мы видели вокруг себя примеры доброты неумной, лишенной чувства реальности. Поэтому демоническая стихия разрушения стала пользоваться таким успехом в литературе… Если бы все наделенные фантазией люди искали действенные и серьезные формы добра, ему легче было бы победить».
О неологизмах в поэме
Одной из важных особенностей поэмы является введение новых слов — неологизмов. С одной стороны, это касается построения слоя технической лексики и выполняет функцию изображения будущего мира чудес и комфорта. Этот слой лексики образуется, как и вообще практикуется в науке, от корней латинских и греческих слов. Уже песнь вторая поэмы обрушивает на нас лавину новых слов. Старт космического корабля (в тексте поэмы — «голдондера») сопровождается работой «магнетринов»; в описании полета появляются прилагательные типа «гироматический» и т. д. Дорисбург взорван «фотонотурбом» — еще более мощным и страшным, чем ядерное, оружием будущего.
Второй слой неологизмов отвечает задаче представить Аниару моделью человечества в целом. Как пишет шведский исследователь Г. Тидестрём, «в гуле голосов мы вновь и вновь слышим и узнаем слова, обязанные своим происхождением санскриту, латыни, греческому, английскому, немецкому, испанскому, чешскому, японскому и другим языкам. Читатель воспринимает голдондер как законченный особый мир сам по себе, но одновременно и как картину Земли и современного общества».
И наконец, третий слой новообразований привлекается автором для создания образов-символов, призванных вписать историю Аниары в историю мировой культуры. Так, например, имя Изагель образовано из двух элементов «Isis» и «gazell», первый из которых возвращает нас к богине древнеегипетской мифологии Исиде. По словам того же Тидестрёма, читатель «находит в поэме соответствия с нашей теперешней ситуацией. Но если он внимателен, он будет слышать время от времени в пространстве «Аниары» эхо давно ушедших веков. Своеобразным способом объединены здесь настоящее, будущее и прошедшее».
«Аниара».— Мартинсон утверждал, что сама мысль написать космический эпос приходила ему в голову задолго до 1953 года, когда им были написаны первые 29 песен поэмы. Само слово «аниара» было придумано им в 1938 году, когда он