А на коня он сел и того раньше. Как и научился пользоваться мечом и луком.
Старость в этих местах тоже приходит рано. 35 лет — тот самый средний возраст, которого обычно достигают воины. Многочисленные ранения дают о себе знать, да и здоровье подводит…
Однако знаючи да умеючи этот рубеж можно и преодолеть. И тогда даже в старости ни здоровье, ни крепость духа никуда не исчезают, а лишь становятся тверже. Истинный воин не перестает им быть даже на исходе своего жизненного пути.
Шах-Ран думал, что уже чувствует этот самый исход. Рука по-прежнему была тверда, мысли ясны, а тело крепко. Но провозглашенный главами объединенных кочевых племен вождь видел слишком многое. Пережил слишком многих. Лишь Рикс — этот полукровка-северянин с изувеченным лицом, его названный брат и правая рука — был тем, кто в его окружении был старше Шах-Рана. Но его разум уже давно был омрачен безумством. И порой вождь смотрел на Рикса и думал, что недалеко от него отстал. Еще пару лет — и они оба уйдут за грань нормальности и станут достойны лишь забвения. А не почестей и восхваления. Как сегодня.
Такие, как Шах-Ран и Рикс, редко чувствуют себя спокойно и нормально в мирное время. Сердце оживает лишь в пылу битвы и ощущения на затылке дыхания смерти.
Но объезд семей кочевников было обязанностью любого правителя — это Шах-Ран уяснил крепко и давно. Свободолюбивый народ, совершенно не любящий признавать чью-либо власть, кроме как власть своего рода, нуждался в постоянном контроле и напоминании, кому они должны были быть благодарны за свои жизни.
Хотя на деле мужчине было на них плевать. Да, он жаждал власти. Силы. Славы. И свободы, как и все кочевники. И иного пути перед куда более сильным противником, как Роунская империя, он просто не нашел.
Да, они вырвали свою победу. Буквально ногтями и зубами. Благодаря Риксу он смог наладить доставку и изготовление оружия и даже появилось золото. Никто, конечно, не ожидал такого отпора от дикарей-кочевников. Но они дали его. И по большей части как раз благодаря его, Шах-Рана, усилиям.
Но как и у любого пока еще здорового мужчины, обладающего яростным и порывистым характером, у Шах-Рана, естественно, были свои желания и страсти. И обычно их утоляли женщины. Самые разные женщины. Высокие и маленькие, стройные и полные, молодые и старые. Шах-Ран перепробовал их всех. Кого-то лишь раз — насиловал в битвах, как и прочие воины во время захвата той или иной деревни, не зная имени и не чувствуя ни капли нежности и жалости к женскому телу. Кого-то он клал в свою постель в течение какого-то времени — наслаждаясь теплом и любовью, на которые могут быть способны лишь женщины. В родном стане Шах-Рана был даже гарем из шестнадцати самых разномастных наложниц, среди которых было лишь две его соотечественницы. Остальные были либо подарены ему в знак уважения, либо захвачены в битвах. За ними приглядывали и ухаживали, как за цветами. Наложницы купались в своеобразной, но роскоши и в заботе служанок и были вполне довольны своей жизнью даже когда Шах-Ран не звал их в свою постель и пропадал надолго в степях.
Сегодня же он увидел еще один цветок для своего сада. Тело юной танцовщицы, ее нездешний облик и завораживающие движения взволновали и вызвали желание и жар, сравнимый с тем огнем, что вспыхивал в душе во время битвы. Была ли она красива? Да. Но не больше, чем другие наложницы Шах-Рана. Танцевала ли она искусней и лучше? Слишком уж молода и неопытна она была. По крайней мере, пока.
Но сам факт наличия такой диковинки в забытом богами роду вызвал любопытство и желание опробовать эту девочку, как видно, из заморской страны. Жизнь и опыт научили Шах-Рана ценить и то, и другое.
Но когда девушка ушла, с глаз мужчины словно спала пелена. Он почти позабыл о ней и с удовольствием предался возлиянием низкопробного пива и вина из личных запасов главы. И рассеянно слушал, как болтали вокруг кочевники, и наблюдал, как развлекались его воины — шутили, смеялись, щупали местных женщин — потасканных и совершенно не скованных хотя бы отголосками скромности и смущения.
Но по большей части Шах-Ран внимал бритоголовому главе — Горху, человеку низкого пошиба, но по каким-то причинам по-прежнему занимавшему свое место. И Шах-Ран даже знал, почему. Видел такое не раз.
Это было малое племя. Вырождающееся. И жило в основном за счет разводимого племенем скота. Набеги совершало редко и то — лишь в крайнем случае. При этом Горх и его люди дали в свое время отличное потомство — множество юношей, крепких и чистых, готовых обучаться и убивать, и они вступили в ряды армии Шах-Рана и с достоинством показали свои умения. Жаль, что от них осталась лишь горстка.
Да, теперь молодняка в роду Горха почти не осталось. Об этом глава и говорил своему вождю — жаловался и канючил, ссылаясь на новое поколение, не желающее заниматься животноводством, а пойти по стопам своих предшественников. Шах-Ран прекрасно понимал, о чем толкует этот мужик. Но лишь кивал и ничего не отвечал. Это проблема Горха, как вождя. Если он не может вовремя обуздать мальчиков и воспитать так, как хочет — пусть племя выбирает нового главу семьи. А задача вождя — обеспечить выживание кочевников и оградить их от внешних угроз. И уж никак не от внутренних. Он не фермер и не крестьянин, чтобы заниматься такими мелочами. И вдоволь уже пролил свою и чужую кровь, отстаивая право на свободу независимость от империи.
В конце концов Горх понял, что все его жалобы падают, как маленькие камешки в бездонную яму — звуки издают, но толка не приносят. И заметно сник, превратившись в еще более жалкое существо, чем выглядел до этого момента.
И тогда Шах-Ран поднялся с ковров и подушек, вышел из-под навеса, установленного над его головой и потянулся — мощно и яростно, щелкая суставами и жмурясь, как хищный и довольный кот.
Это заметили даже сильно увлеченные своими делами люди. Заметили, но никто ничего не предпринял. А для чего? Все помнили, чего пожелал вождь этой ночью. И не ждали, что вождь с чего-то откажется от нежной танцовщицы ряди нетрезвой и праздной компании.
Лишь Рикс бросил ему напоследок насмешливую фразу:
— Не забудь, брат. Ты обещал поделиться.
Шах-Ран немного пьяно рассмеялся. Но всерьез слова побратима не воспринял. Хотя не раз делил с ним на двоих одну женщину. В этом не было ничего особенного. Но сегодня мужчина планировал заняться девочкой в одиночку. Слишком уж мала и хрупка та была. Двоих она просто не выдержит. По крайней мере, пока не получит должного воспитания и обучения. Если сегодня она понравится Шах-Рану — он заберет ее с собой. И сделает своей семнадцатой наложницей. Скорее всего, ему хватит всего дюжины ночей перед тем, как она надоест, но… Тогда просто найдется другая. Рано или поздно, но обязательно найдется.
Но то потом. Сегодня он увидит танец черноволосой экзотической красавицы. Тот особый танец, который всегда происходит между мужчиной и женщиной наедине. И это будет не поспешное и животное насилие, приносящее извращенное удовольствие. А медленное и тягучее, полное томной слабости и сладости совокупление.
Да, несмотря ни на что, Шах-Ран умел спать с женщинами. Он бывал жесток с ними. Но не чурался и нежности — немного специфической, порой грубоватой и простой. И если женщина ценила этого, она могла получить такое же наслаждение, как и он — от совокупности боли и сладости.
Ощущение нетвердости в ногах и тумана в голове не мешало Шах-Рану. Он был сейчас в том опасном расслабленном состоянии, когда другому мужчине больше всего грозила опасность быть застигнутым врасплох. Но вождь не беспокоился. Он знал своего тело прекрасно. И знал, что в момент опасности сможет собраться и отреагировать своевременно и легко. И откуда ему ждать опасность здесь? В этом забытом богами племени? Кто сможет поддаться безумию и напасть на него, сильнейшего воина степей? Горх? Или хрупкая танцовщица? Как то бишь ее… Анифа? Одна версия смешней другой…
Мужчина дошел до своего шатра, слегка покачиваясь и рассеянно улыбаясь. Но ему нравилось его состояние. Ему было просто хорошо и спокойно, а мысли о гревшей сейчас его скудную и незамысловатую походную постель девушке приятно томила голову и тело, заставляя чувствовать вожделение и тяжесть в налитом члене.