Шах-Ран показался ей похожим на зверя — дикого и необузданного. Он рычал, кусал ее и царапал своими короткими ногтями нежную кожу. Он ставил ее на колени, бросал на спину, клал на бок и без каких-либо усилий удерживал на руках, упираясь коленками в твердый тюфяк и насаживая ее на себя сверху.
А еще он целовал ее. Вот к этому девушка не оказалась еще более не готовой. Но поцелуи его были грубыми и жестокими, из-за чего рот то и дело наполнялся привкусом железа, а язык немел от безжалостных атак толстого и твердого языка. Ну лучше уж так, чем член, который мужчина совал в ее рот, чтобы возбудиться снова. Вождь обхватывал ее затылок рукой, чтобы та, избегая слишком глубокого проникновения, не отпрянула назад. Девушка захлебывалась слезами и слюнями, инстинктивно отталкивала от себя дергающиеся в бешеном темпе бедра, но освободиться по понятным причинам не могла — слишком уж крепок и неумолим был захват широкой ладони на ее волосах.
Но это малоприятное зрелище — искаженное от рвотного рефлекса, перепачканное лицо — мало волновало мужчину. Он стирал с него жидкости собственной рукой и продолжал наслаждаться ею. Без устали и почти без перерывов.
Несколько раз Анифа проваливался в забытье. Это тоже не останавливало вождя и не ослабляло его запал. Приходя в себя, она снова оказывалась в буре нескончаемого движения поршня внутри себя, в шторме боли и спазмов, сводящих ее с ума и верно уничтожающих ее.
В какой-то момент девушка даже подумала, что не прочь умереть. Лишь бы не терпеть больше эту боль.
На унижение ей было плевать. Причем уже давно. Но разрывающая ее напополам боль убивала ее — долго и мучительно. И сил терпеть ее она уже просто не могла.
И в итоге Анифа не сдержалась. Жалобно и почти лишаясь сознания в очередной раз, она взмолилась:
— Прошу! Хватит! Не надо больше… Будь милосерден!
Девушка была уверена, что ее мольба останется неуслышанной. Это человек… ему неведомо милосердие.
Но Шах-Ран внезапно остановился. Замер, удерживая ладонями ее широко разведенные в сторону ноги, и даже посмотрел в несчастное, мокрое от слез лицо.
— Хорошо, — неожиданно отозвался он, с громким хлюпающим звуком выскальзывая из истерзанного им же тела, — На сегодня достаточно.
Отпустив тонкие девичьи лодыжки, Шахран легко поднялся с постели и убрал со своего мокрого, но вполне удовлетворенного лица волосы. Девушка же, не в силах пошевелиться, осталась лежать в том же положении, лишь судорожно всхлипывая и неровно дыша.
Мужчина отошел и, подняв кувшин с водой, вылил содержимое на себя. По-звериному встряхнулся, разбрызгивая капли по сторонам, и громко и удовлетворенно заворчал. Его по-прежнему твердый член смотрел вверх и подрагивал и, казалось, совсем его не беспокоил. Подхватив с сундука какую-то тряпку, он вернулся к постели, кинул ее на подрагивающий живот рабыни и встал, уперев ладони в широкие твердые бедра.
— Ты хорошо потрудилась, — сказал он негромко, оглядывая безвольное тело перед собой, — Я ждал, что ты сдашься быстрее.
— Прости, господин, — с трудом пролепетала Анифа, пытаясь приподняться на локтях. Но в итоге снова опала на скомканное от их продолжительного и активного соития покрывало, в изнеможении прикрывая глаза. И снова проваливаясь в темноту.
Шах-Ран не испытал ожидаемого недовольства от того, что рабыня снова потеряла сознание. Он сам не ожидал от себя того, что так загорится от вожделения и желания ее такого маленького, но соблазнительного тела. По началу оно отзывалась с такой готовностью, с таким трепетом, что он просто перестал себя сдерживать и стал брать девушку так, как он привык — жестко и эгоистично. Благодаря тому, что внутри нее было растянуто и влажно, никаких трудностей с проникновением не возникало. Ну, а то что в итоге она попросила о пощаде… оно и понятно. Редкая профессиональная шлюха могла выдержать в полной мере страсть крепкого и яростного воина.
Странно, но желания сбросить рабыню со своей постели у Шах-Рана не возникло. Хотя так он поступал почти с каждой, предпочитая спать в одиночестве и не ждать подвоха со стороны своей очередной подстилки.
Глядя на танцовщицу, по-прежнему прекрасной и нежной несмотря на измотанный вид и часы измывательств над ней, мужчина неожиданно испытал почти нежность по отношению к ней. И сделал то, что никогда не делал ни для одной из своих любовниц — намочил водой из второго, полного пока еще кувшина брошенную им же тряпицу и быстро обтер влажное тело рабыни. Та даже не шевельнулась и не вздрогнула от его прикосновений, по-прежнему находясь без сознания. И не очнулась даже тогда, когда Шах-Ран, приподняв ее почти невесомое для него тело, выпростал из-под девушки покрывала и уложил подле себя.
Близость рабыни продолжала манить мужчину — и член, до сих пор стоявший камнем, неприятно напоминал об этом. Но, обхватив тонкую фигуру танцовщицы рукой и прижав к себе — спиной к груди — он и не подумал снова воспользоваться ее безотказностью и покорностью. Лишь смежил веки, вдохнул слегка мускусный от пота и похоти воздух и провалился в глубокий, но чуткий, как и у всякого иного воина или дикого зверя, сон.
Глава 3
Анифа проснулась первой. Но стоило ей пошевелиться, как пробудился и вождь. Как степная кошка, он недовольно заворчал и лишь сильнее прижал ладонь к плоскому животу. Девушка тут же замерла, недоуменно вытаращив глаза на полог шатра напротив.
Первой мыслью танцовщицы был вопрос: неужели она еще жива? Но расслабленное после сна тело слегка ныло, особенно в промежности, напоминая о бурной ночи. Еще сильно болели запястья, поясница и шея — но боль пришла не сразу, а спустя пару минут. Силясь выбраться из неожиданных и крепких объятий, она снова заворочалась, но опять без толку — лежащий сзади нее мужчина только сильнее прижал ее к себе. И к стояку, упирающемуся в ее ягодицы.
Дремотная пелена, всегда идущая вслед за пробуждением, сразу спала с глаз рабыни. И она инстинктивно затрепетала, страшась продолжения и… внезапно желая его?
Это стало второй осознанной мыслью, которой Анифа испугалась, как огня. Странно, но она не почувствовала ни отторжения, ни ужаса. В мужских руках было немного тесно и непривычно, но тепло и уютно. А размеренное дыхание, опаляющее ее макушку, жарким и приятным.
А потом широкая рука лениво скользнула ниже — прямо к лобку, покрытому мягкими и редкими волосками.
Анифа застонала, когда длинные и толстые, с мозолями на подушечках, пальцы скользнули в нее, немного болезненно раздвигая припухшие после вчерашнего складочки. Внутри почему-то до сих пор было влажно, и она испытала лишь небольшой дискомфорт, что удивило ее. И проникновение заставило ее еще и вздрогнуть и закусить губу.
— Шах-Ран! — громкий оклик за пологом заставил ее обомлеть, а мужские пальцы — остановиться, — Подъем, вождь! Пора отправляться дальше!
— Рикс… — сонно, но при этом раздраженно пробормотал голос Шах-Рана над головой рабыни, — Проклятый северянин…. Что ж ему неймется…
Анифа облегченно вздохнула, когда пальцы вождя покинули ее лоно. Но — ужас! — одновременно она почувствовала и… разочарование?
В следующую же секунду стало свободно и дышать, и двигаться — мужчина резко одернул покрывало и сел, теребя свою испорченную прическу и громко почесывая основания тонких кос. Анифа повернулась, опираясь на локти, и уставилась на его спину — невероятно широкую, крепкую, покрытую мышцами и узором из многочисленных шрамов разных видов и длины.
Шахран обернулся, заставив девушку стушеваться своего разглядывания и отпрянуть. Но вот его лицо исказила ухмылка — кривая, некрасивая, но совсем не устрашающая, и вождь проговорил:
— Собирай свои вещи, девушка. Ты едешь со мной.
С одной стороны, рабыня радовалась. Оказавшись подле вождя, оказавшись выбранной им после полученного удовольствия, она могла-таки претворить в жизнь то, что не успела ночью несмотря на всю подготовку. Нож, так и не обагренный кровью врага, она сумела ловко и незаметно достать из-под топчана, куда спрятала сразу по приходу, а для того, чтобы переодеться и собрать в котомку свои немногочисленные пожитки, много времени не потребовалось.