Девочка явно придумала некий воображаемый дом, где ее любят и ждут. Хотелось вернуть ее обратно. Пусть это было бы жестоко, но ткнуть носом в неприглядную реальность. Очнись, малышка! Настоящий мир – вот он! Тебя выбросили самые родные тебе люди, а подобрал чертов уголовник, который не знает, что делать даже с собственной жизнью, а ты доверила ему свою… Хочешь выжить – гляди этой жизни прямо в глаза! Или кончишь, как… твоя мать…
Но что-то мешало. Может, радостный блеск ее серого, лучистого глаза, который не хотелось тушить?
«Мать умерла, бабку, если я приведу девочку назад, сначала хватит родимчик, а потом… скорее всего ждет виселица. Что будет с ребенком? Речь шла о каких-то разъехавшихся родственниках… Примут ли они дитя, даже не учитывая ее сомнительное происхождение?» - размышлял я и не особо надеялся на благополучный исход. Вероятнее всего, девочка окажется все там же – в работном доме.
А следом я подумал о том, что, наверное, Господь приберег для этого человечка огромное будущее, раз соблаговолил его спасти и исцелить! А заодно и мне дал шанс искупить грехи, послав ребенку на помощь. Не загублю ли я снова эту жизнь, если просто сведу ее в эту или какую-то другую деревню? Допустим доберусь я туда, куда и планировал, приму постриг, но... смогу ли хоть раз спокойно уснуть? Да и в монастырь я стремился лишь потому, что не знал, куда еще податься… Может, Господь тоже это понял и дал мне знак, что есть и другие пути искупления? В спасении человеческой жизни, например…
Я мысленно представил карту и после недолгих вычислений пришел к выводу, что юго-восток вполне подойдет. Я все равно шел в том направлении, так почему бы не подыграть девочке? У нее есть цель, пусть и воображаемая, а я, глядишь, в пути обрету свою. Может, окажется, что она у нас одна на двоих…
…
Аника сказала, что дом мы найдем через несколько дней, если будем строго следовать ее маршруту. Но мы плутали по лесам несколько месяцев. Каждый божий день она поднималась и решительно сообщала, что чувствует: именно сегодня мы дойдем до цели. И каждое утро я ей невольно верил. А вечером, совершенно обессиленная, с запавшими глазами, она сворачивалась клубочком у наспех сооруженного костра, отказывалась от еды и не могла сдержать слезы разочарования.
- Я такая дура! – причитала она, пока я пытался ее успокоить, - Ни на что не способна! Он где-то совсем рядом, но я не могу найти дорогу!
На утро она убеждала меня, что накануне мы по невнимательности пропустили дом, и мы возвращались на несколько миль назад. Потом снова вперед и снова назад. Мне уже казалось, что я запомнил в этом лесу каждый сучок и каждый куст, и не заблужусь в нем даже с завязанными глазами.
Конечно, не так я себе представлял наш путь – не слепыми блужданиями по кругу. Более того, я был уверен, что девочка окрепнет и телом, и духом и забудет свои фантазии, но этого не произошло. Между тем, близилась зима. Вспоминая прошлую дикую зиму – впроголодь, в землянках и пещерах – я приходил в ужас и меньше всего хотел повторить этот печальный опыт. Тем более с девочкой!
Но я не мог подобрать правильные слова, чтобы вернуть ее к здравому смыслу. Любые мои намеки на то, что надо прекращать эти нелепые поиски и идти к людям, пережить зиму в тепле и сытости, а по весне, если на то будет ее желание… Словом, они встречали только ожесточенное сопротивление. Глаза ее темнели, а тонкие ноздри гневно трепетали.
- Тепло и сытость? – спрашивала она таким тоном, словно я говорил о каких-то гнусных непристойностях, и голос ее не по-детски звенел от возмущения. Я умолкал и отводил взгляд, испытывая какой-то иррациональный стыд за свои незамысловатые желания рядом с некой Великой Целью, к которой шла маленькая Аника. Пусть и воображаемой. Но неожиданно… мы ее достигли…
…
Уже наступил ноябрь. Весь день шел промозглый дождь, и я сомневался, что мне удастся вечером развести огонь. А без огня и укрытия в осеннем лесу нам обоим неминуемо грозила пневмония. Мысленно я прикидывал, что если мы немедля двинем в сторону той самой злосчастной деревни, то к ночи доберемся. (Да-да, Отче! Несколько месяцев мы по сути топтались на месте!). Но найдем ли там ночлег – еще вопрос! В крайнем случае, думал я, можно было направиться прямиком к бабке Аники и поставить ее перед фактом – или пускай нас, или мы выйдем на площадь, и все расскажем. Аника, конечно, сопротивлялась бы такому маневру, но я был готов, если потребуется, даже применить силу, чтобы спасти наши жизни.