Но внезапно девочка радостно закричала и бросилась прочь. Я ускорил шаг, стараясь не потерять ее из виду и вдруг застыл с разинутым ртом. Среди окутанных ледяным туманом сосновых стволов выступили очертания… дома.
Это был отличный, одноэтажный каменный домик под двускатной соломенной крышей и аккуратной поленницей сбоку. К симпатичному крытому крыльцу, увитому уже засохшими вьюнами, вела хорошо утрамбованная, щебневая дорожка, а под окнами, разбитыми, как и полагается, на небольшие прямоугольные секции, грустно понурились осенние цветы.
Если бы я увидел такой домик на деревенской улочке, я бы едва удостоил его взглядом, но здесь, в дремучей чаще, он выглядел неуместно и даже… жутко. Мы сто раз проходили этот участок вдоль и поперек, и, видит Бог, никакого домика тут никогда не было и не могло быть! Да и кому могло понадобиться строить здесь?
- Я же говорила! – послышался рядом ликующий голосок, - Говорила!
- Это…?
- Стой здесь! – строго прервала она, - Я позову тебя.
Не успел я ничего ответить, как Аника развернулась к дому тылом, закрыла глаза ладошками, словно собралась играть в прятки, и мелкими шажками спиной вперед двинулась по тропинке.
- Что ты делаешь? – спросил я, размышляя, не сон ли это. Во снах всегда все странно.
- Стой, где стоишь, - повторила она.
Я был уверен, что она споткнется и упадет. И ударится. А потом я внезапно… обрадовался. Все объяснимо. Не замечали раньше в густой чаще, а как лес с наступлением осени поредел…. Сейчас на крыльцо непременно выйдет какой-нибудь недовольный субъект с топором в руках и потребует немедленно убираться с его земли. После чего Аника поймет, что это не её дом, внемлет голосу разума, и мы, наконец… пойдем в деревню!
Глава 4
Девочка, ни разу не споткнувшись, взобралась на крыльцо и, не оборачиваясь, постучала в дверь. Повисла пауза, после которой она как-то разом сникла, развернулась и толкнула дверь. Та открылась.
- Пойдем, - сказала она, - Там нет никого.
- Откуда ты знаешь? – спросил я, неуверенно приблизившись и заглядывая в приоткрытую дверь.
Девочка фыркнула и вошла внутрь, а я за ней с робкими извинениями на устах. Домик состоял из единственной просторной комнаты, и в нем действительно было пусто. У окна стояли крепкий дубовый стол и два стула; у правой стены расположилась широкая кровать, закиданная пуховыми одеялам; у левой был огромный камин и рядом массивное кресло с наброшенной на него оленьей шкурой. Стена же напротив двери представляла собой два широких стеллажа, битком забитых книгами. В узком промежутке между стеллажами на стене был грубо намалеван рисунок двери - прямоугольник с кривой загогулиной дверной ручки, нарисованный то ли углем, то ли просто грязью.
Пока я разглядывал жилище, Аника с унылым видом подошла к рисунку и коснулась «ручки».
- Дочка… нам нельзя здесь быть, - как можно мягче произнес я, - Если хозяин…
- Его нет, - ответила она со вздохом и повернулась ко мне. В глазах ее стояли слезы, - Мы опоздали.
- Как же нет?
- Вон она, - девочка кивнула в сторону кровати и тут я заметил, что из-под одеял выглядывает седая прядь.
С замиранием сердца я подошел, откинул одеяло и тут же отшатнулся. В постели лежал труп старушки. Видать, перед смертью она совсем высохла, поэтому особого запаха не было. Все соки уже впитались в матрас, образовав вокруг старой леди широкое темное пятно, а на поверхности покоился лишь обтянутый кожей остов. Глаза сморщились, нос провалился внутрь, челюсть сдвинулась вбок и отпала.
- Кто… это? – спросил я, придерживая край одеяла.
- Это…, - Аника замялась, - крестная.
- Твоя крестная?
Она кивнула.
- Мы… должны похоронить ее, - сказал я после минутной паузы и отпустил край одеяла.
- Не смей, - Аника, до этого выглядевшая задумчивой и отстраненной, вдруг ощетинилась, - Не смей к ней даже прикасаться.
- Да что ты такое говоришь? Тело надо похоронить, пока земля мягкая.