- Хатусас, - поправила она меня с бесящей невозмутимостью.
- Это разговор немого с глухим, - я разочарованно отмахнулся и вновь принялся за камин. В доме уже становилось холодно, - порой мне кажется, что ты умственно неполноценна.
- Да? Иногда я то же думаю о тебе… Ты знаешь, что я не могу ответить на твои вопросы так, чтобы ты понял. Но все равно задаешь их.
- Что же мне делать? – я не оборачивался, - Не задавать их вовсе?
- Я ведь не задаю…
Холодок прогулялся по моей спине. И дело было вовсе не в задуваемом в каминную трубу ледяном ветре. А в том, как она произнесла последнюю фразу - словно с намеком на то, что давно поняла мое положение беглеца и преступника… и решила напомнить, что не в том я положении, чтобы о чем-то спрашивать. Хотелось немедленно ударить ее в ответ. Сказать что-то такое, что немедленно сотрет эту печать таинственной загадочности с ее мордашки. Но что я мог? Выдать своего гнилого козыря – историю ее настоящей семьи? Действительно ли я знал эту историю? Та девочка на тропинке несколько минут назад ясно дала понять, что я был далеко не так осведомлен о ней, как думал.
…
Я планировал собрать вещи и уйти следующим же утром, но поднялась отвратительная, сырая, мартовская метель. Представив, что придется искать ночлег в лесу, я малодушно подкинул дров в камин и занялся повседневными делами. А потом откладывал уход снова и снова. Меня держали и теплый дом, и осознание того, что погреб по-прежнему полон припасов, которых нам вдвоем хватило бы еще на несколько месяцев сытой и спокойной жизни, и которые мы физически не смогли бы унести с собой. А оставлять на произвол судьбы столько отличной еды я просто не мог себе позволить. Первое время я страшно опасался новых гостей, но дни складывались в недели, а наше уединенное убежище оставалось уединенным. Как бы нелепо это ни было, но Аника оказалась права. Ни та женщина, ни, тем более, ее муж или его приятели не появились. Тогда я решил дождаться настоящего тепла, и только тогда двинуться в путь.
Март сменился апрелем, на соснах стали набухать розовые шишки, и я начал расслабляться. Вновь подумал о том, чтобы сходить в деревню за инструментом и живностью (да и Анике нужно было купить пару новых одёжек), построить овчарник, а историю с посетителями забыть, как недоразумение.
- Дочка, мне надо добраться до деревни, чтобы купить кой-чего. Ты ведь справишься без меня несколько дней? – спросил я как-то, старательно сбривая своим верным кинжалом отросшую за зиму бороду, - Я бы взял тебя с собой, но… Вид у тебя в этом рубище настолько плачевный, что…
Случайно бросив взгляд в окно, я молнией кинулся к двери и, задвинув тяжелый засов, припал к половицам. Через несколько мгновений, в дверь раздался робкий стук, а после паузы еще один – более настойчивый. Я возблагодарил Господа, что на дворе теплый апрельский денек, и над нашей трубой не вьется предательский дым.
- Мисс Берта? – раздался неуверенный женский голос из-за двери, а потом окно слегка потемнело – некто по примеру своей предшественницы пытался заглянуть в него. Окно было высоко, к тому же закрыто занавесками, но я все равно по-крабьи переместился из зоны возможного обзора и зыркнул на Анику, всем своим диким взглядом и позой призывая ее к тишине. Она с легкой усмешкой глядела на меня поверх спинки кресла. Но, слава Богу, молча.
Женщина потопталась на крыльце и, судя по шагам, пошла в обход дома. Я осмелел и, поднявшись, сунул нос меж занавесок. У основания тропинки, как и в прошлый раз, спиной к дому и закрыв лицо руками стояла девочка. Длинное пальто с капюшоном не позволяло ее разглядеть, но судя по ее росту, ей было лет десять. Женщину же я видел лишь мельком, когда заметил ее на подходе к дому и, судя по одежде и подаче себя – она была не простой селянкой, а дамой состоятельной. Как и первая. Разве что без скрывающей лицо вуали.
Вновь послышались шаги, и я, аккуратно отпустив занавеску, отошел от окна. Снова стук, затем безуспешные попытки открыть дверь и в конце концов, крики, постепенно переходящие в истерику: «Мисс Берта!... Вы дома?.. Вы здоровы?! Сегодня её день! Пожалуйста!! Будьте же милосердны!!!»
Эта пытка длилась несколько часов. Женщина стучала руками (а потом и ногами!) в дверь и умоляла открыть, ибо «время уходит». Я сидел, привалившись спиной к двери, схватившись за голову и не понимая, почему она до сих пор не схватила камень с тропинки и не вынесла стекло. Понятно, что толку от этого не было бы, так как ей со всеми ее корсетами, юбками и панталонами, просто не забраться. Но хотя бы ради морального удовлетворения. Ведь ясно же, что раз дом закрыт изнутри, значит, и хозяйка внутри… Но, казалось, женщине просто не приходило это в голову, или же она не осмеливалась.