Выбрать главу

И Гвен выбрала.

– Не хочешь вместе поискать еду? – спросила она. – Ты все-таки князь, хоть и бывший, а про меня скажешь: «О, это со мной: она была известной волшебницей и заслужила пару сухариков!»

Ларри тихо рассмеялся.

– Ты очень смешная, – с чувством сказал он. – Идем поищем, что осталось в тереме. У Ивара просто рук бы не хватило, чтобы вынести оттуда все.

Гвен уже встала было, чтобы идти с ним, и тут ей голову пришла одна мысль.

– Подожди секундочку. Мне кажется, я поняла! Вот это – не для освещения, это было бы слишком просто. – Она сняла с запястья серебряную звезду. Та легко отклеилась и упала ей на ладонь. – Хочу посмотреть, что там.

– Если тебя разорвет на сто маленьких кусочков, я скажу: «А я предупреждал», – усмехнулся Ларри, но все равно сел обратно. – И что с ней надо сделать?

– Просто захотеть увидеть все как есть. Думаю, в той звезде, которая осталась в деревне, тоже было что-то важное, но с серебряной магией все и радостно, и грустно одновременно. Надо быть храбрым, чтобы ей воспользоваться.

– А ты храбрая, – подытожил Ларри.

– Конечно, – важно кивнула Гвен. – Я все еще дочь лучшей волшебницы, не забыл? Я всегда буду храброй.

Она сжала звездочку в кулаке и закрыла глаза.

Внутри и правда оказался прощальный подарок: одна маленькая встреча, которой она не помнила. Время бесконечно неслось вперед, но Гвен почувствовала, что, хотя бы на секунду, летит над его волнами в обратную сторону, как чайка против ветра.

И снова пролог

Вот он, главный вопрос: с чего начать историю?

События имеют раздражающее и прекрасное свойство восприниматься по-разному в зависимости от того, когда и как ты впервые на них взглянул. Жизнь, полная успеха, не кажется безмятежной, если для затравки рассказать о неудачах, которые предшествовали этому успеху. Поведать о большой войне можно от лица победителей или проигравших. Рассказ о любви начать с первых счастливых минут или с расставания. Точка зрения меняет все.

Эту историю можно было бы начать с холодного зимнего вечера, когда снег громоздился повсюду, набивался в валенки и там таял. Если мир и был полон чудес, то где-то очень далеко отсюда, а тут был просто лес и просто зима. Существа мирно спали, а девочка, которая шла по лесу, не умела их позвать.

Ей было два года, и ходить она уже научилась отлично, особенно за последние сутки, когда все шла и шла, а лес не заканчивался. Ноги заледенели и промокли окончательно, и она села, печально подперев голову рукой. Сугроб оказался мягким, и там удобно было полежать, и заснуть, и ни о чем больше не думать.

– Привет, малышка, – сказал чей-то голос высоко над ней.

Девочка подняла голову. Женщина, которая стояла рядом, была высокой и красивой, а откуда взялась – неизвестно, девочка не слышала, как она подошла.

– Привет, – сонно сказала девочка. – Ты кто?

– Я волшебница, – ответила волшебница и села рядом. У нее была очень яркая одежда. – Что с тобой случилось?

– Моя мама умерла, – пробормотала девочка из сугроба. – Я плакала, плакала. Дядя и тетя сказали не реветь, но я хотела реветь.

– А где твой отец?

– Нету. Дядя с тетей сказали, чтобы я не плакала, потому что тогда их дети тоже плачут.

– Но ты не перестала.

– Нет. – Она села и вытерла нос. – Я хочу к маме.

– Понимаю, – мягко сказала волшебница. – Как тебя зовут?

Девочка задумалась:

– Дочка и Мышонок.

Волшебница искренне, весело засмеялась, вытащила ее из сугроба и, стащив с себя шерстяную одежку, завернула в нее и посадила себе на колени.

– Нарекаю тебя Гвендолин. Гвен. Это не местное имя, но очень красивое, ни у кого такого не будет.

– Очень красивое, – повторила Гвен и привалилась к ее груди. Волшебница была большой и теплой, после сугроба это было чудесно, как будто спишь и видишь замечательный сон.

– Дядя с тетей сказали, нельзя плакать в доме, и я убежала плакать в лес, – забормотала Гвен и обняла волшебницу двумя руками, чтобы и их тоже согреть. – А потом не нашла дом. Я его ищу, ищу.

– Думаю, он уже очень далеко, – прошептала волшебница. – Хочешь, я помогу тебе его найти? Хочешь обратно к дяде с тетей?

Гвен шмыгнула носом и мотнула головой.

– Нет, – горестно пробормотала она. – Я хочу плакать.