Селина покачала головой:
– Нет… мне почему-то кажется, что он сосредоточен на чем-то другом. Наверное, на войне. Возможно, он спланировал какое-то крупное заклинание.
– Вам рассказали, что он сделал с водой и с грызским шаманом? – спросил Алекс.
Селина покачала головой, и Алекс все рассказал ей.
– Это меня не удивляет… он всегда ненавидел жрецов, – сказала она.
– Но меня беспокоит то, что у него, наверное, был помощник, еще один грыз, – задумчиво сказал Алекс. – Труба узкая, и, судя по тому, как там было привязано тело Клака, кто-то должен был быть прямо в трубе. Только грыз мог бы пролезть.
– Знаешь, ведь грызы помогали строить акведук и систему канализации здесь, да и в Бельтасе тоже. Так что, конечно, для грызов в этих трубах места хватит, но Чернану, наверное, было ужасно неудобно.
– Скорее невозможно. – Алекс покачал головой. – Но ведь он чародей. Для него, наверное, нет невозможного. Но я не понимаю, почему он просто не использовал волшебство. Темит говорит, что хотел бы знать, куда Чернан на самом деле расходует свою силу.
– Темит, – сказала принцесса. – Я не доверяю ему. Он ненавидит все, что не может понять, поэтому придумывает объяснения, которые хорошо звучат, теории, которые на самом деле не имеют смысла; на самом деле его никто не интересует – только вещи, его работа, его идеи. Представляешь, он хотел просверлить дырку отцу в голове?
Алекс не хотел даже представлять.
– Уверен, он имел добрые намерения, – пробормотал он, но Селина только фыркнула.
Всего только фыркнула, но даже это фырканье было прекрасно. Она казалась несчастной, и Алексу захотелось сделать что-нибудь, что угодно, чтобы отвлечь ее от невзгод.
– Послушайте, – внезапно произнес он, вспомнив кое-что. – Пожалуйста, не печальтесь. Погодите-ка. Смотрите.
Он поднял голову и громко свистнул – раз, другой.
Через мгновение в ветвях кипарисов затрепетали крылья, и на траву вокруг них опустилась стая черных дроздов, а несколько птиц сели даже на шляпу Алекса. Алекс старался казаться невозмутимым и загадочным. Селина смотрела с восхищением и удивлением, потом протянула руку и коснулась блестящей черной птицы; испуганный дрозд улетел, а за ним и вся стая. Они вернулись на деревья, сварливо пересвистываясь между собой. Обычно после такого сигнала вокруг анимиста можно было найти россыпь зерен и крошек, и теперь они были разочарованы, не найдя ничего.
Он приберегал этот фокус много недель, надеясь использовать его при более веселых обстоятельствах, чтобы произвести впечатление на принцессу. Даже теперь это вызвало улыбку на ее лице, а значит, того стоило.
– Волшебство! – радостно воскликнула она. Алекс не посмел сказать ей, что это не так.
Дворец был в основном одноэтажным, и почти вся дворцовая жизнь протекала на уровне земли. Несколько высоких башен в центре комплекса были заброшены со времен несчастного случая с королем и королевой. Теперь пыльные комнаты снова открыли, и их наводнили чиновники, слуги и советники. Если бельтасские солдаты войдут в город, открытые залы и мирные сады будут бесполезны для обороны.
Алекс не сумел убедить принцессу присоединиться к ним, но она согласилась вернуться в башню и теперь бродила по комнатам, напряженная и злая. Алекс попытался сопровождать ее, но она все еще сердилась и, видимо, очень боялась предстоящей битвы и хотела быть одна. Чтобы не рисковать ее расположением, Алекс ушел доложить коллегам-советникам, собираясь потом отправиться искать грызов. Но тут пришло известие, что бельтасская армия быстро приближается, и Алексу запретили покидать дворец. Сначала он хотел протестовать, но вместо этого отправился бродить по дворцу в поисках какого-нибудь солдата-грыза или вообще какого-нибудь грыза, который мог бы передать весточку остальным.
Один из средних этажей башни быстро приспособили под временные покои для короля, мебель освободили от чехлов. Несколькими этажами ниже, в одной из немногих комнат с очагом, расположили провизию: бочонки с водой, вином и ромом, соленья, копчености и овощи. Когда король обосновался на новом месте и отправился вздремнуть, свите предоставили устраиваться, кто как сможет.
Алекс продолжал бродить. Во-первых, ему надо было посматривать на слуг и прочих, кто пришел с ними в башню, чтобы удостовериться, что никто из них не находится под воздействием из Офира, а во-вторых, он все еще надеялся найти какого-нибудь грыза. Здесь, похоже, не было вообще ни одного, что само по себе необычно. Даже до того, как Алекс обнаружил чуму – или проклятие, или отравление, или бог еще знает что, – в армии еще оставались несколько, в том числе Флип, но теперь не оказалось никого. Это было подозрительно и заставило его еще подозрительнее, чем обычно, проверять встречных на офирное влияние. Однако Пылинка у него на плече оставалась спокойной и невозмутимой, и Алекс не заметил никакого предательского свечения ауры, указывающего на отклонение от нормы.
Все занимались устройством мест для ночлега, оборонительными сооружениями, тайниками с оружием – в спешке, но с уверенностью, рожденной долгой муштрой. Алекс понятия не имел, что надо делать, и ему все время казалось, что он всем мешает. Темит рылся в старых документах и горшках для снадобий на пыльном столе. Дежурство в этих башнях напомнило Алексу о том, что беспокоило его уже некоторое время, и он остановился поговорить об этом с Темитом.
– Меня кое-что встревожило, – сказал Алекс, нахмурившись. Он сцепил руки, и Пылинка бегала кругами по рукам и плечам. – Помнишь, тогда, в Бельтасе, Че… твой друг, тот волшебник, перенес нас в Колледж анимистов?
Воспоминание было еще живым: запахи, теплый ночной воздух – все родное до боли.
– Да, – согласился Темит. – Это выглядело просто очаровательно. И тревожаще – теперь, когда я знаю, что он враг. А что, тоскуешь по дому?
– Нет… то есть да, но тревожит меня не это. Мы оказались на башне, верно? Это была центральная сторожевая башня; мы оказались там, и там были только ты, я и он. – Алекс помолчал. – Это было неправильно. В колледже что-то было не так.
Темит казался озадаченным, и Алекс объяснил:
– Студенты постоянно патрулируют территорию колледжа. Постоянно. Если стоять на одном месте, то за час мимо пройдут два патруля. В любое время дня и ночи. Это один из главных пунктов обучения, восходит к положению анимиста как наблюдателя за Офиром.
Воспоминания Алекса о колледже объединялись бесконечной чередой дневных дежурств, ночных дежурств, проверок внешней границы… Иногда, если было трудно заснуть, он мысленно отправлялся на патрулирование: в уме он видел каждый шаг по длинным, усыпанным мелким черным песком тропинкам, проходил в каждые ворота, обходил каждое здание. Обычно юноша засыпал, не добравшись до парка копытных.
– Еще это нужно, чтобы удостовериться, что животные в порядке, что никто не пытается сбежать или не сбежал. А еще в прошлом у нас были проблемы с теургами из разных сект, которые пытались вломиться и устроить диверсию в колледже или просто уничтожить его. И потому мы всегда ходили в патрули, и к тому же есть три сторожевые башни: передняя, центральная и последняя. И там всегда стоят часовые. Всегда. Каждый час каждого дня и каждой ночи на той платформе, где мы оказались, должны быть двое студентов – один хуман и один лимур.
Он остановил бегающую Пылинку и почесал ее за ушками. Он вспоминал часы, проведенные на сторожевой башне: там хорошо было заниматься, медитировать или читать книги; обычно коллега-часовой соглашался чередоваться, ведь даже благородным лимурам скоро надоедало бесконечное отсутствие важных объектов для наблюдения. Они сидели спина к спине и грелись на солнышке. Алекс отдал бы все, чтобы быть сейчас там – с друзьями, знакомыми происшествиями и скукой вместо этого ужасного груза страха и ответственности.
Темит склонил голову набок.
– Ну и что могло произойти?