Чмок в щеку заставил невольно вздрогнуть.
— Теперь можешь идти, — бабушка тепло улыбнулось: в ее голубых глазах, так похожих на мои и поразительно сохранивших свой цвет, не было и тени сомнения.
— Спокойной ночи, — постаралась отвернуться прежде, чем по моему лицу пробежит тень легкого стыда.
Поднялась к себе и растянулась на кровати. Переодеваться нет смысла: через пару часов я должна быть в другом месте.
А почему собственно «должна»? Я Файтову уж точно ничем не обязана. Да я его терпеть не могу!
Но все равно внутренний колокольчик совести протестовал, стоило вспомнить его потрепанный вид и бледное лицо. Списать это на загул или пьянку почему-то не удавалось. Что-то было во взгляде его карих глаз… И бросились в глаза не только красные жилки воспаленных сосудов вокруг зрачка, будто парень не спал несколько суток. Казалось, карий цвет насыщенного кофе потускнел, выцвел и стал ближе к серому цвету. А если это наркотики…?
Стало жутко, и даже показалось, будто в хорошо освещенной комнате начали сгущаться тени. Села на кровати, прижав колени груди, хотелось сжаться и спрятаться от чувства ответственности. Даже слова неприязни, сказанные мысленно, не перевесили чашу весов в пользу отказа.
Неужели я, и правда, пойду на встречу? Он не спасал мне жизнь, не отдавал последний кусок хлеба, не помогал с учебой! Так почему я чувствую, что я ему обязана?! Такого ведь быть не должно… Тогда почему…
Закрыла глаза и откинулась на пружинистый матрас: старая двуспальная кровать тихо заскулила. Но я не смогла расслабиться. Да и как можно? Когда сердце беспокойно стучит, с каждой минутой набирая обороты и будто бы пытаясь найти выход из грудной клетки.
Казалось, прошла вечность, прежде чем я решительно выпрямилась: пожирающее чувство тревоги, обильно политое глазурью неизвестности, стремилось свести меня с ума, а инертное состояние совсем не помогало. И вовремя: часы зловеще пробили один раз. Пол-одиннадцатого.
Накинула легкую олимпийку поверху футболки — ночи-то в середине августа далеко не жаркие — и выглянула из дырки в полу, заменявшую дверь: темно. Начала тихо спускаться по узкой лестнице с одной хлипкой периллой параллельной стене. Показалось неимоверно сложным делом, на которое ушло изрядное количество сил. Не удивительно, ведь когда идешь вдвое осторожнее обычного, стараясь не скрипеть половицами: концентрации нужно в два раза больше, а при мелкой дрожи в руках — в три.
Оказавшись на крыльце, с шумом выдохнула. Голова немного закружилась — не надо было задерживать дыхание, и лучше было не отказываться от еды. Притихший вечер вызывал дисгармонию с творившемся в душе: даже собаки из будок носа не высовывали. Прошла по главной дороге и свернула на короткий путь, ведущий как раз в пролесок и на клеверную опушку.
И почему именно там? Я понимаю, что в поселке единственное кафе работает максимум до 22:00, но встреча ночью, в лесу… Даже для человека без фобии это как-то пугающе-подозрительно.
Шестое чувство орало повернуть назад, порыв ветра вызвал табун мурашек, пробежавших вниз по спине.
13.2
Так… Вдох… Раз. Два. Три… И тут я в поисках чего-нибудь, что успокоит стучащую в дверь паранойю, подняла взгляд и увидела полную луну… воспаленным желтым глазом, смотрящую в эту сгущающуюся ночь. Внутри что-то сначала натянулось до треска, а потом резко оборвалось. Меня шатнуло в сторону: растерянность, страх, предчувствие чего-то плохого, в купе с воспоминаниями о жутких снах, что неизменно приводили к моей смерти в полнолуние — все это разом навалилось, оглушив до боли в висках и головокружения.
— Поймал! — знакомый голос, преследовавший меня в кошмарах (только без жуткой ломаной нотки, будто в этом человеке сломалось все то доброе, что еще было). Моя спина уперлась в мужскую грудь. Подняла глаза: тени деревьев скрывали верхнюю часть лица, но эту усмешку я узнаю везде. Только рябь в глазах мешала понять: едкая она или просто издевательски-добрая.
— Влад, — выдохнула я, сердце тревожно сжалось. Зря я согласилась встретиться с ним в полнолуние.
— Ты все-таки пришла, — в его голосе послышалось странное воодушевление. Ни обреченности, ни усталости — ничего, что буквально волнами исходило от него днем.
Кивнула, молча прислонившись к прохладно камню. Мне нужно взять себя в руки, успокоится: я опять себя накручиваю. Ну и что, подумаешь… Близилась ночь, в небе яркой лапочкой горела луна, на заднем плане ухал филин, а ветер зловеще играл на ветках обступивших нас деревьев…