Смотрела на его широкую сводящую зубы улыбку и щурилась, пытаясь понять, не скрывает ли он что. Но… Кроме темных кругов под глазами, подрагивающих уголков рта и разбитого лба ничего необычного не заметила. Либо Влад перешел на следующий уровень лжи, либо, и правда, сказал все как есть.
— В комнате для гостей поспишь, — сдавшись, я встала и проследовала в коридор. Мне в спину донесся удивленный свист.
— У вас, наверное, и биде рядом с туалетом стоит…
— Дверь справа, — указала на расположение санузла, пропустив мимо ушей ироничную вставку.
Остановилась в проходе, с силой сжав подбородок. Предложив Файтову, занять комнату, в которой жила Ната, когда приезжала, я не учла одной детали — это смежные комнаты. Я же не смогу заснуть, зная, что за стенкой спит он… Наверное…
Повернулась к терпеливо ждавшему парню. Но, подумав, поняла, будет глупо возвращать его в зал. Как я это объясню? «Прости, Влад, но мне некомфортно находиться с тобой, сопящим за стенкой моей комнаты»? Звучит как-то не очень… Да и балансирует рядом с опасной темой о втором «Я» Файтова. Не хочу, снова возвращаться к этому даже мысленно. А то свихнусь. Леопарды… Оборотни… Жуть.
— Будешь жить в комнате тети Наташи, — добавила, поправ угол фотографии, висевшей на стене. Казалось, если повернусь к парню, он прочтет все в моих глазах.
Выдала Владу постельное белье, объяснила, где в шкафчиках на кухне лежит мой стратегический запас Ролтона и кукурузных палочек — я не фашист, чтобы морить голодом гостя, хоть и не совсем желанного. Напоследок всучила ему новую зубную щетку — купила ее перед поездкой к бабушке, а вот взять забыла — и полотенце. И ретировалась до того, как в спину полетело очередное «спасибо». Приглушенные стеной звуки стихли через полчаса: судя по всему, он не врал об усталости.
В комнате долго сидеть не смогла и ушла в зал, даже включила бессмысленный сериал в перемотке на «Камеди», но тревога так и не прошла. В холодильнике и в серванте не было свежих сладостей, чтобы заесть копошащееся в кишках чувство — а ближайший магазин закрылся 15 минут назад — как раз когда я поняла, что ситком про группу друзей-студентов не помогает. Готовить что-то было просто лень. Выпила еще кофе вприкуску с тем же многострадальным печеньем, и решила вернуться в свою комнату. Шла медленно, чувствуя, как немеют ноги, не желая идти. Но это только разозлило, пробудив упрямство.
Что я, в самом-то деле? Я же у себя дома!
Затоптала без какого-либо уважения к спящему человеку. Думала, я еще долго не усну, прислушиваясь к шорохам по ту сторону, но как только голова оказалась на подушке, я нырнула в мир спутанных сновидений. Одни сменялись другими, перемешиваясь с чужими воспоминаниями, будто кто-то специально вертел стеклышко калейдоскопа, чтобы не дать мне обнаружить связь.
Под конец этого бурлящего потока вынырнуло кое-что. Знакомый силуэт, сотканный, будто из миллиарда снежинок со знакомой морозной свежестью в голосе.
— Он принял решение. И так будет лучше для вас обоих…
Мара повернулась, чтобы раствориться в набирающем обороты снегопаде, но девушка, в чье тело мое сознание только что приземлилось и заняло место в зрительном зале, остановила ее, грубо и отчаянно схватив за запястье. Она знала, что это будет их последняя встреча, если позволить ей вот так уйти.
— Нет…! — крик отчаяния оборвался, когда девушка встретила взгляд цвета замороженного льда. — Пожалуйста… Я не смогу без него…
Отрывистые фразы заменили судорожные всхлипы. Дрожащая рука принялась комкать меховую одежду в районе живота, а внутри что-то болезненно сжалось.
Брюнетка смотрела, как на носки ее грубо сшитых зимних сапог опускаются снежинки: безмолвно и неумолимо. Подобно женщине, стоящей рядом, зима была прекрасна и беспощадна. Люди умирали от суровых холодов, а ледяная стихия была равнодушна к их стенаниям и просьбам. Как и Богиня, что приносила вьюги взмахом своих белых ресниц.
Девушка опустилась на упавшее дерево — на обдуваемую ветром сторону, где чернела кора. Ноздри щекотал морозный запах еловых иголок и далекого отсюда костра. Горячие слезы капали из ее глаз, намереваясь растопить падающий на ее колени снег.
Было холодно. Холодно вокруг. Холодно и пусто в душе. Обняв себя руками, она снова посмотрела на возвышающуюся над ней фигуру, которая будто невесомо парила над снежным настилом.
— Может… можно отвести проклятие…?
Голос дрожал больше не от морозного воздуха, а от надежды, смешанной с подступающей безысходностью.
Марена повернулась. Корка льда ее радужки растопила жалость и какое-то теплое чувство, не любовь, но очень близкое. Симпатия…?