Правило 20.1. Клуб — не место для тех, кто сидит в углу со стаканом сока
Собиралась в клуб, перебирая наряды, один за другим, а из головы все не выходил разговор между мной и Владом. Казалось, до сих пор слышу запах гари, доносившейся из кастрюли.
— Ого, — только и смогла выдать я, нервно покосившись на дверь.
«Чащоба, ты узнала, что хотела. Как ты и думала, у Влада напряженная атмосфера в семье. Иди к себе, пока не поздно», — та самая трусливая часть моего сознания, что подсознательно избегала прочных связей с ненадежными людьми, сейчас вопила во всю глотку. Но я не могла двинуться с места. Да и как я могу?
Влад продолжил говорить, так и не повернувшись, с особой тщательностью намывая посуду, будто вознамерившись стереть цветочный декор, украшавший бортики тарелок. Так даже лучше: ведь он не видел всплеска растерянности и дискомфорта в моих глазах.
— Для меня это было, мягко сказать, неожиданностью. А когда отец, за полминуты переквалифицировавшийся в отчима, с мамы переключился на меня — это стало контрольным выстрелом. «Теперь понятно, почему с тобой так трудно. Ты же не мой сын. Был бы моим — не разочаровал бы». Вот что он сказал мне прямо в лицо.
Я представила эту фразу, наполненную ядом и гневом, и содрогнулась. Никто не должен говорит такое детям. И неважно, сколько им лет. Они не виноваты в ошибках взрослых. Представила, что мне такое сказал папа, и под кожей пробежал холод, смешанный со страхом. Хоть я и была уверена на сто процентов, что я — дочь Чащоба Олега Витальевича — у нас одинаковая форма глаз и силуэт плеч — даже мысль, бредово-гипотетическая, что это может быт не так, пробирала до мурашек.
— Оценки, державшиеся на отметке «4», покатились с горы вниз. Я начал прогуливать школу, ночевать где угодно, только не дома — перебрал всех друзей, даже пару раз оставался в зале ожидания на вокзале. В итоге меня поставили перед фактом: еще месяц-два такого поведения, и меня просто оставят на второй год. Мне тогда было плевать. Как раз тогда в нашу школу устроился Владимир Константинович Файтов. Да, да, тот самый, — добавил Влад, когда я протянула первое «О» из вопроса «Отец твой?» — Именно он поучаствовал в моем создании, — смешок, вырвавшийся из его горла, ни на грамм не разрядил атмосферу: я напряженно вслушивалась, ловя каждое его слово, будто сидя на бомбе: не хотелось неуместным вопросом или словом захлопнуть перед собой приоткрытую дверь в душу парня.
Но я не могла просто молчать.
— Нелегко тебе, наверное, пришлось… — во мне проснулся капитан Очевидность: острая необходимость сказать хоть что-нибудь победила.
— Ага, — Влад не стал язвить в своей обычной манере, что меня даже порадовало. — Я едва сдержался, чтобы не дать ему в морду прямо на уроке. В тот день я пришел домой с твердой решимостью забрать вещи, съехать от мамы, вслед за отчимом, поселиться в самой дешевой квартире, которую найду, и начать самому зарабатывать. О подводных камнях — таких, как наличие образования, опыта или нужных знакомств — я просто-напросто не думал. Но я не смог. Не смог бросить маму и сестричку Варю, которая каждый день после той эпичной ссоры задавала один и тот же вопрос «А когда придет папа?». Мама не могла не заметить, как на меня повлияло все происходящее. Тогда она и дала мне тот совет. Сказала, что улыбка поможет. В тот момент мне подумалось — что все это полный бред. Но я все-таки решил попытаться. Ради мамы.
Грязная посуда закончилась. Влад выключил воду. Обтерев мокрые руки вафельным полотенцем, он развернулся и сжал ладонями край металлической раковины, продолжая с этого ракурса наблюдать за моей реакцией на его откровения. Прочитать эмоции в карих глазах было физически невозможно — и дело было не в скудном освещении. Я просто была не способна держать зрительный контакт достаточно долго. Взгляд так и норовил прыгнуть в сторону — к разномастным венчикам и лопаткам, висящим на крючках, приклеенных к кухонному фартуку.
— Каждый день я вспоминал один радостный эпизод из жизни и улыбался, даже если мне этого совсем не хотелось. Со временем бушевавшие во мне эмоции улеглись. И я даже смог сделать над собой усилие и встретиться со своим родным отцом.
— Вы до сих пор общаетесь? — сфокусировалась на его лице, хоть внутри все прыгало от нарастающего чувства неловкости. Можно даже не пытаться врать себе — Я боюсь сблизиться с Файтовым больше, чем его звериную сущность.