Вера Ивановна вздрагивает, когда в сенях слышатся тяжелые шаги, секунду спустя раздается стук в двери. Испуганная хозяйка быстро складывает вещи, ногой заталкивает корзину под кровать и бросается к дверям.
— Погодите минутку, — кричит она. — Я одеваюся.
Вера Ивановна врет, так как она вполне одета — на ней модные расклешенные брюки, цветная водолазка, туфли на высоком и толстом каблуке. Однако Вера Ивановна юркает в соседнюю комнату и очень быстро, буквально через полминуты возвращается, но в таком виде, что ее трудно узнать. На голову накинут старушечий полушалок, серое сиротское платье висит на плечах, как на вешалке, на ногах — разбитые туфли. Согнувшись, болезненно покашливая, Вера Ивановна идет открывать двери, в которые неторопливо входит участковый инспектор.
АНИСКИН. Фу, уморился! Жара такая, что рыбы дохнут, а ведь на улице — сентябрь… (Внимательно осматривается, без приглашения садится на гнутый стул). Ну, здравствуй, Вера Ивановна Косая-Голикова! Давненько мы с тобой не встречались.
КОСАЯ. Ты чего пришел, Анискин? Опять порочить честных людей?
АНИСКИН (смиренно). Зря ты на меня, Вера Ивановна, по сей день сердце держишь… А я к тебе по-хорошему.
КОСАЯ. Ладно уж, говори, зачем пришел?
АНИСКИН. Так, мимо шел. А не зайти ли к Вере Ивановне, думаю, может, ей впору будет тот костюм, что Дуська сегодня продавать собирается… Сузгиниха слыхала от Маренчихи, которой говорила Трандычиха, что Дуська говорила Мурзинихе, будто сегодня она будет продавать замшевый костюм…
КОСАЯ (задыхаясь от радости). Замшевый костюм! Это который в магазине сто восемьдесят рублей стоит?
АНИСКИН. Во! Он самый! Ну, я пошел… (Идет к дверям, но на полпути останавливается). Нет, молчать не буду! (Быстро возвращается к хозяйке). Не буду я молчать, Вера Ивановна! (Останавливается, машет рукой). Нет, не буду говорить! Нет, нет, в это дело я не полезу! (Быстро идет к дверям, открывает).
КОСАЯ (перехватывает его и подбоченивается). Нет, уж ты, Анискин, говори про то, что начал! Говори!
АНИСКИН. Ни слова не скажу! Прощевай, Вера Ивановна!
КОСАЯ (мгновенно запирает двери на ключ, который прячет за пазуху). До тех пор двери не отопру, покуда не скажешь.
АНИСКИН. Металлическая ты женщина, Вера Ивановна! Из тебя в кузне можно подковы ковать… (Решился). Два раза не умирать… Муж тебя обманывает, Вера Ивановна!
КОСАЯ. С кем?
АНИСКИН. Не с кем, а с чем… Он — миллионщик!
КОСАЯ (шлепнулась на стул). Миллионщик!
АНИСКИН. Миллионщик, а вся деревня говорит, что ты ему каждый день восемьдесят копеек, а то и рубль даешь… Это разве не правда?
КОСАЯ. Истинная правда! Сегодня восемьдесят дала, вчера рубль.
АНИСКИН. Во! Во! Он миллионщик, а вся деревня говорит, что вы на одной картошке сидите… (Пригорюнился). То-то я и гляжу на тебя, Вера Ивановна, и сердце от жалости ноет. Похудела, пожелтела, в чем душа держится. Оно и понятно: на одной картошке не разжиреешь!
КОСАЯ (зловещим шепотом, подбоченившись). На одной картошке? Это я-то сижу на одной картошке?! (Показывает Анискину дулю). А этого твоя деревня не видела? (Убегает в кухню и возвращается с миской, полной рыбы). Картошка? Я тебя спрашиваю, картошка?
АНИСКИН. Хороша стерлядка. Почем брала?
КОСАЯ. По два пятьдесят.
АНИСКИН (свистит). Не узнаю я тебя, Вера Ивановна! Стерлядь хорошая — никто плохого не говорит, но — два пятьдесят. Да вчера раза в два покрупнее этой Анипадист Сопрыкин по рубль восемьдесят продавал.
КОСАЯ. По рубль восемьдесят? Сопрыкин? (Разъярилась). Ну, погоди у меня, Сопрыкин! Ну, ты у меня еще напляшешься, Сопрыкин!
АНИСКИН. Правильно! Верные слова говоришь. Мы этого Сопрыкина в порошок сотрем… Ну, а теперь прощевай до завтра-послезавтра, Вера Ивановна! (Наклоняется к ней, тревожно). Ты поаккуратней с миллионщиком, неровен час — беда случится. (Уходит).
КОСАЯ. Миллионщик!
Солнце присело на западный берег широкой, как море, Оби; розоватая река течет спокойно, величаво; на плесе — лодки, катера, пыхтит мощный буксир. Жизнь в деревне по-вечернему размеренна: неспешно идут с работы мужчины, бегают ребятишки. Время как раз такое, когда до вечера остается целый час, но на дворе уже и не день; славное такое, спокойное и уютное время в деревенской жизни.
В актовом зале средней школы шумно и людно. Здесь собрались родители тех учащихся, фамилии которых были написаны участковым. Можно видеть крепких загорелых отцов — рабочих сплавного участка, чинно сидят бабушки и дедушки, весело переговариваются матери и тетушки; рядом с выходным платьем — замасленный комбинезон, с другой стороны — выходной мужской костюм. Шумно в зале потому, что родители не понимают, зачем их пригласили. Слышны реплики: