– И как я теперь работать буду? – с унынием в голосе поинтересовался Комаров.
– Не дрейфь, братишка, – пожалел его Кирилл, – может еще к утру побледнеют.
К утру горошки не побледнели.
Первая мысль, посетившая Костину голову при пробуждении, была о том, что вчера случилось нечто плохое.
«Кирилл приехал? – перебирал в уме Костя, не открывая глаз, – это хорошее. Виктр Августинович не приехал? Это плохое, но не очень, приедет позже. Маркеловы передрались? Это тоже ничего, ранений, несовместимых с жизнью нет, и то ладно. К Белокуровой надо сходить? Тоже справимся, не впервой. Что же? А! Прыщи! Может, приснилось?»
Костя скатился с кровати, и подбежал к зеркалу, протер еще слипающиеся спросонья глаза и попытался рассмотреть в зеркало свою физиономию. Он не хотел будить Кирилла, но в темноте рассмотреть себя было совершенно невозможно, поэтому Косте пришлось включить свет. Костя глянул в зеркало и отшатнулся.
– Нет, не может быть, – пробормотал он и предпринял вторую попытку.
Из зеркала на него смотрело совершенно постороннее чудовище с Костиными вихрами и его же глазами. Все остальное было совсем не Костино, а какого-то Шварценегера в боевом раскрасе. Еще не веря во все происшедшее, Комаров коснулся пальцами щеки, провел по подбородку, несколько раз открыл и закрыл глаза. Ему не показалось. Все лицо его было беспорядочно вымазано зеленкой, сквозь изумрудного цвета пятна и полосы алели вчерашние пятна.
– Кирилл! – не своим голосом взревел Костя, – я убью тебя, Кирилл!
Кирилл, не открывая глаз, спустил босые ноги с кровати.
– Опять за старое? – лютовал Костя, – в детстве – пастой, лаком маминым для ногтей, теперь на зеленку перешел?
Кирилл, наконец-то открыл глаза, с удивлением посмотрел на брата и зашелся в мелком, дробном смехе.
– Ой, не могу, краса и гордость нашего зоопарка – крокодил в пятнышко. Как это тебя угораздило?
– Лучше честно признайся, – чуть не плакал Костя. – Ну как я в таком виде на работу покажусь? Я же авторитет в совхозе, мне нельзя смешным быть!
Кирилл не отвечал. Он просто не мог ответить, на него напал жесточайший приступ икоты, перемежающийся всхлипываниями и постанываниями.
– Ну, держись, – окончательно рассвирепел Комаров.
В школе милиции братья с удовольствием занимались самбо. В Но-Пасаране не на ком было отрабатывать технику, и Костя воспользовался подвернувшейся ему возможностью совместить месть и повторение пары приемов.
Избу наполнили грохот, пыхтение, мелькание рук и ног. Спустя пару минут Костя получил почти полное удовлетворение. Вид поверженого наземь брата немного сгладил обиду и злость от его неудачной шутки. Костя сам подал ему руку, и в этот момент взгляд его упал на небольшую зеленую кляксу на полу.
– Кирилл, ну это уже совсем несмешно, – расстроился Костя, – что я скажу Анне Васильевне! Она только перед моим приездом полы покрасила.
– Да это честно не я, – обиделся Кирилл, – я даже не знаю, где у тебя в доме зеленка хранится.
– Нет у меня в доме никакой зеленки, ты ее наверное с собой привез.
– Ты хоть сам веришь в то, что говоришь? Чтобы я с собой аптечку возил? Бинт, пипетку, кружку Эсмарха?
– Действительно, – почесал затылок Костя, – ну не мог же я сам себя зеленкой вымазать?
– Смотри, еще пятно!
Братья склонились над второй зеленой кляксой, мысленно провели линию от одной кляксы до другой и мысленно же продолжили воображаемую линию в обе стороны. Прямая одним концом упиралась в окно, а другим – естественно, в печку.
Братья выпрямились, обменялись многозначительными взглядами и одновременно посмотрели в сторону печи. Наступившая гробовая тишина была истолкована дедом совершенно верно.
– И не думайте даже, – тихонечко предупредил он, – я бывший разведчик, со мной шутки плохи. И не я вовсе это, никаких зеленок у меня отродясь не было. Говорил я тебе, зефиру купи – не послушал. Теперь поздно. Придеться ишо и ананасов в банке купить.
Комаров знал, что это неправда. Снохоубежище деда было просто завалено самыми необходимыми предметами быта и культуры. Была у деда и небольшая походная аптечка. Кружки Эсмарха там, правда, не было, но зеленка была.
– Все. Иду за Анной Васильевной, – вздохнул Комаров. – Сил моих нет больше терпеть это издевательство. Сдам его снохе – и дело с концом.
– Сдавай, сдавай, – не испугался Печной, а я ей расскажу все про маркера вашего и про сберкассы обчищенные. А уж она-то по всему селу разнесет. Или даже по району. А там и до Москвы недалеко. Неприятности будут.
Вопреки ожиданиям Кости, Кирилл опять совершенно непристойно расхохотался.
– Маркером он хакера называет? Супер! Техника шантажа на «пять с плюсом». На войне освоил?
– На «пять с плюсом» – передразнил Печной, – делать на войне было нечего, как техникой шабаша заниматься! Шабашом на Плешивой Горке в ночь на первое мая ведьмы развлекаются.
И вообще, не буду я больше с вами разговаривать. Как лучше хотел, сострадание к больному проявил. Знаете, как трудно ночью с печи одному слазить? А что промазал маненько – виноват. Глаза уже не те, в темноте не вижу. Но ведь не совсем промазал, местами-то попал?
– Чем она смывается? – махнул рукой на Печного Костя, – одеколоном?
– Вряд ли, – покачал головой Кирилл.
– А хлоркой? Или кислотой уксусной?
– Смывается, – весело кивнул головой брат, – вместе с кожей. Может, тебе больничный взять?
– Ага. А в больничном что писать? Юношеские прыщи зеленого колору? Чтобы все село потешалось над участковым в крапинку? Это тебе не город. Здесь такие вещи помнятся долго, обрастают подробностями и переходят из поколения в поколение. Слушай, а может не очень заметно? – попытался обмануть сам себя Костя.
– Очень, – отрубил по живому Кирилл.
– Вот гадость, – выругался Костя.
– И вовсе не гадость, – раздался голос с печи, – зеленка – супер, трофейная. Для себя берег. Самым дорогим пожертвовал и за доброту свою поплатился.
– Слушай, – перебил ворчание деда Кирилл, – а что, если пару дней я поработаю за тебя? Начальство, смотрю, не большо жалует вас проверками, работа не очень сложная, если кто начнет задавать вопросы, скажусь стажером. Давай сделаем так: ты будешь как бы руководить из центра, а я бегать по поручениям.
– А если случится что-нибудь серьезное?
– Ну уж тогда не обессудь, – развел руками Кирилл, – явишься перед народом во всей своей неземной красоте.
– Или чудовищном обличии, – вздохнул Костя.
В душе он понимал, что идея брата – наиболее удачный выход из положения, но не был уверен относительно правомерности этой замены. Что говорится по этому поводу в уставе? В Конституции? В КЗОТе?
Спустя час, из дома Комарова вышел сам Комаров. Но он был не совсем Комаровым. Несколько малозначительных признаков отличало его от но-пасаранского участкового. В частности – имя, прописка и некоторые нюансы во внешности. Один игрок выбыл, другой вышел ему на замену.
Синий зимний рассвет сельской местности нисколько не походил на рассвет городской. Кирилл шагал по направлению к отделению милиции и просто, бесхитростно и откровенно удивлялся. Как-то в начальной школе, на уроке природоведения они проходили краски времен года.
– Какие цвета у осени? – спрашивала учительница.
– Лиловый, золотой, багряный, – выпалила отличница Людочка.
– Правильно! – обрадовалась учительница, – молодец, вспомнила стихотворение. А у лета?
– Зеленый, – завопил обрадованный класс.
– Тише, тише, – поморщилась учительница. – Не забывайте поднимать руки. Ну а у зимы? Какой цвет доминирует над другими зимой?
Тогда они вместе с Костей синхронно подняли руки, но учительница спросила именно Костю.
– Белый и голубой, – уверено сказал мальчик.
– Белый? – удивилась учительница, – ты на улицу часто выходишь? Посмотри в окно, Костя Комаров.
Тогда брат посмотрел в окно и упрямо повторил:
– Белый.
– Скажи ты, Кирилл, – потребовала наставница.