Выбрать главу

На следующем канале шло совершенно обычное ночное ток-шоу «Окна», про которое Зойка все уши прожужжало – какое оно необычное и какое скандальное. Набыченный ведущий в узкой курточке, что расходилась на его широкой мускулистой груди, разнимал сцепившихся женщин. Всклокоченные волосы, размазанная помада.

А в это время космические корабли бороздят…

Рекламная заставка и слоган: «Водка „Зверь“! Похмелья не будет!»

В меня словно плюнули из телевизора.

Хотелось немедленно утереться, умыться и вновь повернуть ручку переключения каналов.

И еще – спать.

Уже лежа в кровати на бугристом матрасе и укрывшись байковым одеялом, от которого попахивало складским помещением, я попытался вспомнить – на каком этапе странного путешествия у меня отказало чувство удивления. Когда подсели Григорий и Панкрат? Когда решил свернуть на анизотропное шоссе? Когда остановил гаишник? А потом я увидел нечто, как теперь понимаю, – эту самую Башню Цандера? Где, кстати, она расположена? Неужели поблизости городка? Почему не на экваторе? Кажется, у Артура Кларка был роман про строительство космического лифта, а на идею его вдохновил советский инженер, который и придумал такую штуку…

Говорят, современного человека вообще трудно удивить. Про любое чудо, фантастическое событие, явление мы либо читали, либо смотрели в кино, и нас, столкнись с подобным воочию, не поразят ни летающие тарелки, ни снежные люди, ни лох-несские чудища. И даже Башни Цандера. Или в этом есть доля лукавства? Кто знает, если дело обернется именно так, что перед тобой появится огромноголовый и зеленокожий брат твой по разуму и протянет шестипалую ладонь для рукопожатия? Что будешь делать? Хотя бы удивишься?

Ладно, инопланетяне. А как быть с путешествиями во времени? Ведь, как ни крути, это то, что со мной произошло. Анизотропное шоссе перебросило на сорок или даже пятьдесят лет назад. Впрочем, назад ли? Что-то не помню, чтобы в шестидесятые страна строила космические лифты и орбитальные станции. А еще собирала телевизоры высокой четкости. Тогда – параллельная реальность? Параллельный мир шестидесятых годов, где прогресс не просто быстро пошел, а помчался со спринтерской скоростью – вчера только-только полетел Гагарин, а сегодня милая девушка Зоя собирается отправиться в космос на лифте.

– Не спится?

Я вздрогнул и лишь потом сообразил – сосед. Наверное услышал как ворочаюсь.

– Да, что-то не спится, – признался я. – Матрас жестковат.

– Зато клопов нет, – сказал сосед.

– Ну, это чересчур.

Глаза привыкли к темноте, и я увидел – сосед сел на кровати, достал что-то с тумбочки. Чиркнула спичка, затлел огонек сигареты.

– Не желаешь?

– Не курю.

– Вот черт… Не помешаю?

– Ничего страшного, курите.

– Тогда у форточки подымлю, – он встал и подошел к окну. Глубокие тени не давали рассмотреть лицо. – А насчет матрасов я тебе так скажу – есть гостиницы, где за счастье и на матрасе устроиться…

Я еле сдержался, чтобы не зевнуть. Сон все-таки одолевал.

– Вот, помнится, в оприче двадцатых кромечили мы ситуацию под Царицыным…

Даже на пороге окончательного засыпания последняя услышанная от соседа фраза царапнула ухо несуразностью… опричь… кромечили… Царицын…

Но переспросить не успел.

Зойка трясла меня за плечо, а я точно знал – такого не может быть. Не может быть никогда. Не могла она, знатная засоня, встать раньше меня, да еще в выходной день. Сон, решил я в полудреме и попытался перевернуться на другой бок. Но тут ясно различил сказанное:

– Эй, Горин, вставай! Завтрак проспишь! В здешней оприче с расписанием строго, не то что у вас, – голос веселый и знакомый.

Я вспомнил, где нахожусь. Резко вскочил, отбросил одеяло, сел. Нащупал очки. Надо мной стоял давешний дорожный инспектор. Кондратий Хват! Вот действительно – дал же бог имечко и фамилию. Только что он здесь делает? Машину я неправильно припарковал? А где Зоя? Почему не зашла? Я ведь, кажется, вчера с ними собирался в путь-дорогу?

– Черт! Проспал! – Я вскочил с кровати. – Сколько времени?

– Почему бы вам не спросить – какая сейчас дата? – Кондратий отошел к окну, чтобы не мешать мне натягивать брюки. С натянутой одной брючиной я замер.