Выбрать главу
— «Ворон», «Ворон» чернокрылый, «Ворон» в море нас зовет…

Наверху показалась большая толпа рыбаков, направлявшаяся вниз. Тимофей и Урин, минуя толпу, пошли вверх. Рыбаки замахали руками, двинулись наперерез.

— Тимофей Николаич! Да погоди же ты!

К нему подбежал один рыбак, дохнул в лицо водочным перегаром:

— Куда удираешь?

— На собрание.

— Да какое же собрание, когда весь хутор на берегу? — и повернулся к товарищам: — Слыхали, что Николаич сказал?

— Не пускай его, кум! — отозвались из толпы. — Пущай погуляет на нашем собрании, а потом идет в совет.

— Брюляй парус, Николаич. Не отпустим.

Тимофей хитровато посмотрел на рыбака:

— А ради чего гулянку затеваете?

— Да как же ради чего? В море скоро выходить, а кто поведет? Атамана будем выбирать.

Тимофей покачал головой:

— Нет, не пойду. Без меня обойдетесь.

— Никак нельзя, Тимофей Николаич.

— Почему?

Рыбаки переглянулись, ближе подошли. Кто-то крикнул:

— Качай атамана! — и его подхватили на руки.

В глазах Тимофея колыхнулось небо, изогнулся обрыв, потянулся вверх. Он зажмурился, обхватил руками лицо.

— Довольно! Задохнусь!

— Качай!

— Сердцем слаб, братцы!

Егоров растолкал толпу, вцепился в одного рыбака.

— Хватит! Гляди, в самом деле слаб. Случится грех, без водки и без сорочка́ останемся! — Он вырвал из рук рыбаков Тимофея, посадил на песок.

Тимофей перевел дух, поднялся.

— За честь благодарствую. Но не приму ее.

— Как?

— От греха подальше.

— Какой грех? Тимофей Николаич, не дури. Больше нам некого выбирать. Твой отец наших родителев в море водил, и тебе нас водить. Завсегда по-старому останется, пока здоровьем не захромаешь.

К нему наклонился Егоров:

— Супротив народа, стало быть?

Тимофей постоял в раздумьи, вздохнул:

— Супротив я никогда не шел. Ладно.

Порылся в кармане, бросил на песок деньги:

— Пятьдесят целковых на пропой.

— И моих столько же, — отозвался Урин, раскрывая бумажник.

За окном взметнулась рука, дробно зазвенело мутное стекло. Дремавший в углу представитель рыбного треста вздрогнул, схватился за портфель. Евгенушка и Анка прервали разговор. Вбежала Дарья.

— Никак заснули? Пробудитесь!

Душин вытянул шею.

— Чего ты?

— А того, что берег пьяный шатается. Кого на собрание ждете? Полюбуйтесь! — Дарья выбросила руки по направлению к морю. — Водкой давятся.

Кострюков подергал себя за нос, кинул на Анку глазом.

— Объяви еще раз, что о другом будет речь на собрании. Кто не пожелает явиться, в море не пущу… — И повернулся к представителю треста: — Видали? Боятся. Думают — об артели толковать им будут.

Представитель треста зевнул и отвернулся к окну, за которым в сумерках тонула широкая улица.

…На берегу в пьяной песне изнемогал рыдающий баян.

Двое рыбаков, в обнимку стоя у обрыва, покачивались, брызгали друг другу в лицо слюной:

— «Ворон», «Ворон» чернокрылый, «Ворон» в море нас зовет…

Третий на животе ползал у их ног, бороздил носом песок, переваливался на спину и топырил синие губы:

— Атаман… прощаясь с милой… Эх… да… Водку… кружкой… ррраздает…

— Дошли… — горько усмехнулась Анка, глядя на рыбаков.

Возле гармониста вразвалку сидел Тимофей, расплескивая из кружки водку.

— Пей, братцы. Еще сотенную даю. Пашка! Плохой у тебя батько, а? Погляди, честь ему какая. Пей и ты. Нынче дозволяю тебе…

Павел выпил, швырком отбросил кружку, широко зашагал к вешалам. Вокруг Анки топтались рыбаки, шатко надвигались на Евгенушку. Она нырнула под вешалу, ударилась лицом о балберу и, оставив под чьим-то сапогом слетевшую с головы косынку, побежала к хутору. В руках Анки блеснул никелированный браунинг.

— Назад, не то всю обойму всажу.

— А ты что, как щука, хвостом винтишь? В мутной водице бубырей ловить пришла? В ярмо нас кличете?

— За жабры бери!

— Прижми ей хвост!

— Вырывай плавники! — И бросились на нее.

Анка странно взмахнула рукой, выронила браунинг.

С берега рухнул Павел на одного из обидчиков, схватил за пояс, вскинул выше головы, сердито потряс и перебросил через других. Сжал кулаки, отвел руки назад, пригнулся и, бросками передвигая ноги, пошел на рыбаков.

— Не сметь! Не сметь!

Рыбаки, ворча, отошли назад. Павел поднял браунинг.