— Время и нам сплывать, — спохватилась Дарья и стала торопливо подымать якорь. — Живее греби веслами, а то не поднять его так.
Увидев приближающийся баркас, мартыны взметнулись выше и закричали сильнее, недовольные появлением людей, отнимающих пищу.
«Стало быть, на косяк напали», — порадовалась про себя Дарья, предугадывая хороший улов, и заторопила рыбака. Но у того вяло двигались руки, падали весла. Под ногами зазвенела бутылка, покатилась на мосток.
— Откуда это? — удивилась Дарья, бросая руль.
— Не суйся!
Сковырнула его с сиделки, глубоко погрузила весла, сама повела баркас.
— И к черту. Не желаю батрачить.
— Не желаешь грести, у руля садись. А то покличу ребят, пока близко, и без твоей помощи обойдусь.
Сухопайщик украдкой взглянул на проходившие мимо баркасы, поворчал сердито и крепко зажал в руке румпелек.
Поравнявшись с буйком, Дарья перегнулась через борт, потянула за шмат. В сетях тревожно забилась рыба, вырывая из рук Дарьи унизанную шматом хребтину перетяги, а ей показалось, будто ее кто-то дернул за сердце.
— Чебак бунтуется! — невольно вырвалось у нее. — Айда трусить.
Рыбак сбросил с плеч винцараду, засучил рукава, потянул сеть. Изгибаясь и отсвечивая в лучах показавшегося из-за горизонта красного, как маковый букет, солнца, чебаки бились в испуге, плескались и еще больше запутывались в сети.
Дарья, помогая сухопайщику, перетягивала сети в баркас, выбирала улов, сыпала на мосток. Баркас быстро заполнялся рыбой, заметно погружался в воду. Рыбак работал усердно, без передышки. Боковой ветер, усилившийся с восходом солнца, гнал раскатистые буруны, разбивал их о борт, сотрясая баркас. Скользя и падая, сухопайщик молча подымался и продолжал работать с еще большим ожесточением. Последнюю сеть перебрал сам, не допустил Дарью. Та с застывшим на лице удивлением наблюдала за ним.
«С чего бы это он подобрел так?»
Весь мокрый от воды и пота, без шапки и в расстегнутой рубахе, подошел вплотную к Дарье и, подымая в тяжелом дыхании плечи, исподлобья уставился на нее мутными, как матовые стеклянные шарики, немигающими глазами.
— Насчет сеток желаешь спросить? Пущай остаются. Завтра заберем на берег и просушим. Станови парус.
Сухопайщик усмехнулся, покачал головой:
— О другом я.
— О чем? Машинбу поставить? А я и забыла. Непременно надо, а то волной захлестнет.
— Ласки мне твоей хочется. Всегда буду помогать и вот так работать, только жалость ко мне поимей.
Дарья отошла к рулю, оглянулась в сторону ватаги.
— Опять начинаешь? Не смей, а то закричу. Станови парус.
— Не поставлю… — и, приблизившись, схватил ее за плечи. — Издеваешься? Значит, не человек я? Не человек?
— Уйди!
— Не уйду. Не уйду-у-у! — взревел он и повалился на Дарью.
Дарья подставила ногу, толчком в грудь швырнула его с кормы. Сорвала с головы платок и, размахивая им, истошно закричала рыбакам. Повернулась к обидчику, трясясь от негодования:
— Григорию скажу… Нет, всему хутору скажу… Всем скажу.
Сухопайщик встал, повел вокруг налитыми кровью глазами. На лице его, одежде и сапогах мокрыми снежинками сверкала цинковая рыбья чешуя. Ветер сек по лбу мокрой прядью волос, теребил отворот рубашки. Дарья не переставала кричать о помощи и, стуча босыми ногами о корму, грозила сухопайщику:
— Вот, и скажу. Все равно скажу. На весь хутор осрамлю.
Заметив, что от ватаги отделился баркас и направился к ним, сухопайщик поспешно развязал трясущимися руками гиты, поднял парус и, блестя обезумевшими от бешенства глазами, брызгая слюной, закричал нечеловеческим голосом:
— Брешешь! Не скажешь! Не осрамишь! — и, брасуя парусом, повел баркас между бурунами, уходя от приближавшихся рыбаков. Выждав момент, когда огромный бурун подкатился вплотную, он сильно накренил баркас и прыгнул на борт.
— С ума спятил, что ли? Погоди ты! — вскрикнула Дарья, выпуская румпелек.
Волна хлестнула через борт, взбудоражила еще не уснувшую рыбу. Баркас лег на бок и погрузил в волны сопротивлявшийся парус. Взмахнув руками, Дарья сорвалась с кормы и рухнула в воду. Вынырнув, огляделась, но баркаса и сухопайщика не увидела.
— Погибли! — сорвалось с ее посиневших губ, и Дарья поплыла навстречу спешившему к ней баркасу. Руки и ноги быстро коченели в холодной воде, рубашка и шаровары свинцовым панциром облепили тело, тянули ко дну.