— А я говорю — отцом велено. Чего тебе? Баркас чей?
«Черный ворон» захлопал парусом, выставил грудь, оседая на корму, и прыгнул через бурун, с шумом врезавшись в воду. Тогда Павел взобрался на баркас Егорова, кивнул сухопайщикам:
— Валяй, ребята!
— Слезь, тогда сплывем! — запротестовали сухопайщики.
Павел поднялся во весь рост, повторил настойчивее:
— Валяй, ребята!
— А ты что за указ нам? Убирайся с баркаса!
Павел схватил обоих сухопайщиков за шиворот, сердито потряс:
— Или выкину на берег и один отчалю, или станови парус, — и сел у руля.
Когда Егоров оглянулся, он увидел пустой подчалок, подталкиваемый волнами к берегу, а следом за «Черным вороном» кувыркался его баркас. «Черный ворон», круто повернув назад, подлетел к баркасу. Егоров и Павел сцепились глазами, в руках заскрипели румпельки.
— Пусти на мой баркас! — потребовал Павел.
Егоров перебросил взгляд на сухопайщиков. Те молчали. Задыхаясь от гнева, тыча рукой в сторону Павла, закричал:
— Зачем? Зачем взяли его? Кто вам велел?
— Нахрапом влез, — оправдывались сухопайщики. — Ну, что мы?..
— Пусти, — настаивал Павел.
Но Егоров будто не слышал его и обрушил поток ругательств на сухопайщиков. Потом стих, бросил вполголоса:
— Переберете мои перетяги, а я поеду, снасти дяди Тимофея погляжу.
С угрозой посмотрел на них, покачал головой:
— Подлецы, подлецы! — и, опережая их, устремился в море.
Попутный ветер крепчал, и «Черный ворон» шел с такой легкостью и быстротой, что, казалось, не плыл, а низко летел над водой огромной однокрылой птицей, задевая брюхом гребни волн. Встречные рыбаки махали картузами и шляпами, думая, что на баркасе Тимофей, но, распознав Егорова, разочарованно спускали руки, завистливо ворчали:
— Родной сын такого почета не удостоился. Гляди, чего доброго, в наследники попадет. Везет парню, а?
А Егоров, подражая Тимофею, важно раскланивался с ними, выпячивая грудь. Миновав третью группу рыбаков, он козырьком приложил ко лбу ладонь, всмотрелся и повернул туда, где вдали виднелся одинокий баркас.
Согнувшись на сиделке и низко опустив голову, рыбак крепко спал и не слышал, как подчалил «Черный ворон». Егоров тихо окликнул его — раз, другой, третий… Потом взял связку бечевки, кинул ему на голову. Рыбак вздрогнул, испуганно отбросил бечевку и, облегченно вздохнув, улыбнулся.
— Не бунтует? — спросил Егоров.
— Нет. Когда пароход проходил, немного побаловалась, а теперь утихомирилась.
— Дай-ка поводец! — Егоров перегнулся через высокий борт.
Поводец натянулся, задрожал и, быстро слабея, упал на воду.
— Дошла, — сказал Егоров и к рыбаку: — Снимай буек и подавай к нам.
Осторожно выбрали крючковую снасть, перенесли через борт «Черного ворона», оставив в воде один поводец, и сняли буек.
— Дошла, — повторил Егоров. — Видать, глубоко проглотила.
— А мне как быть?
— Поезжай туда, где мои перетяги, и скажи ребятам, чтоб до завтрашнего вечера держались на воде. А Егоров, мол, ушел дальше косяк искать, тут улова нету.
— Зачем? — удивился рыбак.
— Пашка с ними увязался.
— А-а-а… Понятно.
Поставив парус, рыбак снялся с якоря.
«Черный ворон» пошел в другую сторону, где маячил в полуденном зное крутоспинный берег. С правой стороны папахой великана высился курган. Прямо — кручей нависал над морем берег, разрезанный зеленеющей балкой, а слева наклонно бежала покатость, заканчивающаяся у самой воды плоскодоньем. Вскоре Егоров увидел стоявшие на взгорье дроги. Рядом с ними паслась лошадь, а внизу неспокойно сидел Тимофей, разминая руками песок. Он вставал, топтался на месте, садился и опять вставал, сдвигая картуз то на затылок, то на лоб, то снимая его, то снова надевая на голову. Чем ближе подходил баркас, тем нетерпеливей становился Тимофей. Но вот «Черный ворон» замедлил ход, и якорь нырнул в воду. Егоров привязал поводец к бечевке, а к другому концу ее прикрепил железную трехкрючковую кошку, помахал в воздухе и бросил Тимофею. Три сухопайщика разделись донага, спустились в воду, поплыли к берегу. Тимофей взял поводец, тихонько потянул, вдавливая ногой кошку в песок. Поводец рванулся и ослаб. Тимофея бросило в дрожь. Он отпустил поводец и обеими ногами придавил кошку.
— Глубокий заглот. Покорно шла?
— Не противилась.
— Ну, как же, а? — Тимофей оглянулся, будто разыскивая что-то. — Как же мы?.. Егоров, багор есть?
— Вот он! — Егоров поднял выше головы острый железный крюк, набитый на короткий, толщиною в два пальца, шест с длинной бечевкой. — Тяни!