— Паша, слышь, не спи. Замерзнешь.
— Мне тепло, дядя.
— То-то что тепло. Не спи, говорю. Светает. И ветер слабже стал.
Павел поднял голову, осмотрелся. Они плыли на льдине метров двести шириной — все, что осталось от четырехкилометровой громадины. Ветер налетал порывами, кружил их по морю. Павел снова вынул кисет, но, не успев развернуть его, широко раскрыл глаза. Навстречу белым медведем шла огромная льдина. Она ступенчато сходила вниз.
— Человек! — вскрикнул Павел, роняя кисет.
Григорий увидел размахивающего шапкой рыбака. Он стоял на предпоследней ступени и что-то кричал им. Когда льдина подошла вплотную, рыбак надел на голову шапку и прыгнул. Раздался оглушительный треск. Льдина, на которой находились Павел и Григорий, краем скользнула на первую ступень встречной. От нее откололся большой кусок, взлетел на воздух, ударив неизвестного в живот. Он взмахнул руками, переломился в поясе и, на мгновение повиснув на льдине, скатился в воду.
Льдины постояли в раздумье и разошлись. На том месте, где упал человек, медленно кружилась на воде черная лохматая шапка.
Григорий и Павел не могли определить направление ветра. Он гонял лед в разные стороны. На рассвете они шли на запад, а теперь, с наступлением дня, неизвестно куда. Кругом были вода и лед, берег не показывался. Они поставили сани, положили в них сети и брезент и укрепили кошками.
Григорий зарылся в сети, укрылся брезентом и вскоре захрапел. Павел тряс его изо всех сил, кричал то в одно, то в другое ухо, но разбудить не мог. Ветер опять усиливался, быстрее гнал льдину. Павел снял с Григория брезент, приподнял его голову лицом к ветру, потрепал за уши. Григорий не просыпался. Павел бросил его на лед и стал колотить. Вдруг его швырнуло на Григория, он перекувыркнулся и схватился за голову. Ему показалось, что над морем разразился гром, а его кто-то ударил с такой силой, что зазвенело в ушах. Он вскочил и замер от удивления. Впереди возвышалась ощетинившаяся груда льда, на которую наскочила их льдина. Резкий толчок сорвал с кошек сани, и они умчались в море. В полукилометре на острых гребнях льдин стояли люди, махая шапками, а за ними близко-близко чернела земля. Павел задыхался, не мог говорить. Он подбежал к Григорию и прохрипел:
— Берег. Берег видать. Пробудись, что ли!
Но Григорий не проснулся. Павел поднял его, вскинул на плечо и пошел. Он оступался, падал, карабкался по льдинам, но Григория не бросал. Голоса приближались, становились отчетливее. Павел пошел быстрее, ловко перескакивая с одной льдины на другую. Потом резко остановился и зашатался.
— Прямо. Прямо держись. Бечевку лови!
Павел не расслышал. У него захлопало в ушах. Ноги стали погружаться в воду, зябко занемело тело.
— Скачи на другую крыгу. Жарь ползком…
Он слышал крики, но ничего не понимал. Веки темной ночью опустились на глаза. И эту темноту вновь пронизали огненные нити. Ему показалось, что его подхватила разбушевавшаяся стихия, с невероятной быстротой понесла в черную холодную бездну.
Он качнулся и упал на другую льдину.
Первым пришел в себя Павел. Его напоили горячим чаем, покормили, и он уснул. Григорий очнулся позже, но больше не засыпал. Открыв глаза, осмотрелся и улыбнулся. Лежал он рядом с Павлом на земляном полу, в тесной хижинке с низким потолком. Посреди — столб, подпирающий толстую потолочную балку. Два маленьких окошечка. Деревянная кровать, почти голая, стол и две скамейки. Больше ничего он не заметил, кроме жарко полыхавшей печи. За столом сидели старик и старуха, упершись руками в подбородки.
— Очухался? — спросил старик.
— Да я-то что… Паренька жалко.
— Не жалкуй. Он крепче тебя. Водки дать? — и, не дожидаясь ответа, старик достал из-под скамьи литровку.
— У самого, видать, под ложечкой засосало, — проворчала старуха.
— Молчи. Бывал и я в погибелях. Знаю, как…
Григорий выпил полкружки, облизал усы и опять улыбнулся.
— Вдвоем?
— Бездетные.
— Я тоже из таких.
Старик выпил полную кружку, потом еще налил Григорию.
— Из какого поселка?
— Кумушкина Рая.
— А-а-а, кумураевцы… Знаю, знаю. — Григорий выпил еще водки, сказал: — Благодарствуем за привет и ласку, за хлеб-соль…
— На здоровьице, — поклонилась старуха.
— Далече мы от своего хутора, — вздохнул Григорий. — За день не дойдем.
— Оно, если прямо, морем, дошли бы. А то в обход придется. Павел заворочался, проснулся. Старик налил и ему водки, но Григорий вступился:
— Табаком балуется, а водку не потребляет. — И к Павлу: — Видал? Кто нам помог? Люди, а не бог.