Шли дни, проходили недели, месяцы, а Турция не отвечала.
Вернувшись с Косы, Жуков явился в рыбаксоюз, растормошил председателя:
— Положите конец этому безобразию! Преступно, дорогой товарищ, держать без дела такие суда, когда они позарез нужны рыбакам! Надо загрузить его работой! Передать артели и точка. Ведь оно в вашем ведении.
— Не можем мы поступить так, — возразил председатель. — Кадыж обжаловал решение суда, и консул отправил запрос своему правительству…
— Кадыж — преступник. Получил по заслугам, и душа из него винтом! Не понимаю, какие еще могут быть церемонии с ним?
— Не волнуйтесь. Запросили еще раз консула… Если через две недели не будет ответа, канитель эту прекратим.
— Две недели? — Жуков схватился за голову и вскочил со стула. — Две недели… — и, махнув рукой, торопливо направился к двери. — Волыним, товарищ!
— А может быть и раньше! — обнадежил его председатель. Он постучал карандашом об ноготь большого пальца, спросил: — Какой артели думаете передать «Зуйса»?
— Я вам говорил — бронзокосской.
— Недавно организованная?
— Да. А что?
— Мы несем расходы по этой канители с судном. Придется уплатить нам тысячи полторы целковых. Как они там…
— Оплатят. Уже задаток есть, — перебил его Жуков и вышел.
Посасывая головастые трубки, рыбаки, готовые к выходу в море, ожидали команды старшины. Над баркасами всплывали сизые облачка табачного дыма, цеплялись за мачты, растягивались, струились через борта вниз и медленно таяли над водой. Старшина взошел на корму моторного судна, молча махнул рукой на море. Баркасы оттолкнулись от берега, сплыли на середину реки. День был безветренный, рыбаки дружно работали веслами. Моторное судно взяло их на буксир. «Зуйс» заволновался, подергал цепь и уставился приподнятым носом вслед уходившим в море баркасам.
Каждый раз возвращаясь из рыбаксоюза, Жуков останавливался против «Зуйса» и подолгу смотрел на него. Он с нетерпением ждал того дня, когда «Зуйс» вырвется на свободу, расправит могучие крылья и понесет на них свою помощь рыбакам, облегчит их каторжный труд. Но чувствуя, что день этот еще далек, Жуков нервничал, топтался на берегу и, рассуждая про себя, возмущался: «Волынка… Волынка да и только…»
Как-то, проходя поздним вечером мимо переправы, он случайно поднял глаза и остановился, удивленно разглядывая стоявшего невдалеке парня. «Неужели Павел?» — подумал Жуков и крикнул:
— Белгородцев!
Прихрамывая, подошел вплотную, положил руку на плечо.
— Ты, что ли? По каким делам?
Павел странно посмотрел на него, повел плечом, вяло проронил:
— А… так…
— Давно тут?
— Нынче пришел…
— Пешком?
Павел кивнул головой.
— Ты болен, что ли?
— А так… Немного муторно.
— Отчего?
Павел отвел в сторону потускневшие глаза, поджал губы и ничего не ответил. Жуков переменил разговор:
— Как рыба?
— Идет.
— Вот… — сказал Жуков. Он украдкой посмотрел на Павла, поспешно добавил: — А рыбаки бросили лов. Значит, можно круглый год ловить?
«Видать, батьку моего хотел помянуть», — подумал Павел и опустил голову.
— Видишь этого красавца? — Жуков указал на «Зуйса». — Отвоевываем для наших рыбаков.
— Как? — недоуменно спросил Павел.
— А так. Купят и будут на нем работать. Тогда никакой шторм не будет страшен, душа из него винтом.
— За что же его артель купит?
— В рассрочку по частям выплатит.
— Вот как?.. — вяло произнес Павел.
Жуков спросил:
— А почему ты не принял подарок?..
Павел ответил не сразу. Помялся и пробормотал:
— А… так… Сам не знаю…
— Это нехорошо. Ты должен был взять. Тебя не покупали, а премировали за хорошую работу. Поэтому я и спрашиваю тебя, почему?.. Отец запретил, что ли?..
Павел молчал.
Жуков посмотрел на его хмурое лицо, подумал: «Да. Что-то неладное с ним».