Это произошло на посадочной площадке. Прилетел маленький самолёт из районного центра, и на нём секретарь Пургин. Он прямиком направился в домик Чейвына и велел Анканау собираться:
— Совещание передовиков района.
— Только я выступать не буду, — сказала Анканау.
Пургин на минуту задумался.
— Ладно, — согласился он. — Но тебя будут снимать операторы кино.
Рультына провожала дочь. Перед тем как сесть в самолёт, Анканау отозвала её в сторону и тихо сказала:
— У меня будет ребёнок.
Рультына спокойно ответила:
— Я знаю, ты стала настоящей женщиной.
— Спасибо, мама.
Самолёт взревел, выбрасывая из-под лыж остатки талого снега, и побежал к морю. В иллюминатор Анканау видела Рультыну и деревянный домик, гордо стоящий на мысу над синими льдами.
То ли Анканау стала привыкать к своей славе, то ли оттого, что её голова была полна собственных мыслей, далёких от совещания, она внешне не выказывала никакого смущения, когда называли её имя в докладах и выступлениях.
Только раз, как бы очнувшись, она оглядела переполненный зал районного клуба и подумала: вот пришло то, чего она добивалась. Она стала настоящим охотником, и никому не придёт в голову усомниться в её удаче. Только счастлива ли она? Почему нет той бурной радости, какую она испытала, когда увидела в своём капкане голубого песца? Почему даже любовь не принесла ей того счастья, как охотничья удача первого дня?.. Почему ей кажется, что сделано так мало? Может, оттого, что она чувствует в себе много сил и желание работать ещё лучше?
В перерыве между заседаниями Анканау подошла к секретарю райкома.
— Я хочу получить направление в Анадырский сельхозтехникум.
— Зачем это тебе? — удивился Пургин.
— Хочу учиться.
— Это понятно. Но почему именно в сельхозтехникум? Можешь учиться у нас, в районной вечерней школе. Без отрыва от производства. Нет, теперь такого охотника мы из района не отпустим!
— Что ж, — пожала плечами Анканау. — Тогда я сама без направления поеду. Думаю, не откажут в приёме. А деньги на дорогу найдутся, заработала.
Потом Анканау жалела, что так разговаривала с секретарём. Должно быть, не без его ведома Анканау вызвали в райком комсомола, уговаривали остаться, обещали создать все условия для учёбы.
Валя Прохорова, секретарь комсомола, полная белая девушка в очках, горячо убеждала Анканау:
— Мы тебя на пленуме введём в члены бюро. Ты такой пример для молодёжи района — и вдруг уедешь. Это не по-комсомольски.
— Что вы все меня уговариваете? — грустно сказала Анканау. — До отъезда ещё далеко. Мне ещё надо родить.
Валя Прохорова густо залилась краской. Она нагнулась над столом, всматриваясь в чернильный прибор.
Присутствовавший завучетом Гриша Иякук принялся исследовать трещины на оконном стекле.
— Ты вышла замуж? — наконец оправившись от смущения, спросила Валя.
— Нет.
— А как же будешь… это самое, рожать?
— В больнице, наверное, — деловито ответила Анканау, направляясь к двери.
Валя Прохорова долго смотрела ей вслед. За годы комсомольской работы ей не раз приходилось заниматься бытовыми вопросами. Но ещё не было такого, что передовик труда так не соответствовал по линии морали, как Анканау.
Вечером Валя Прохорова зашла к Анканау в гостиницу.
Анканау обрадовалась гостье, побежала за чайником.
За чаепитием Валя Прохорова приступила к разговору:
— Анка, дорогая, мы все очень рады, что ты добилась выдающегося трудового успеха. За такие дела дают звание героя труда. Но нас смущает твоё поведение. Почему ты не выходишь замуж? Разве тебе не нравится Миша Носов? Он хороший парень, и райком…
— Рекомендует его мне в мужья? — усмехнулась Анканау.
— Что ты смеёшься?
— Что вы все пристали с моим замужеством?
— А ребёнок?
— А что ребёнок? Он будет со мной.
— Без отца?
— Почему без отца? Давай больше не будем об этом говорить. Знаю, что многие смотрят на это как на аморальный поступок. Но что делать, если я сама не могу в себе как следует разобраться?.. Лучше помогите мне поехать в сельхозтехникум.
— Помочь-то поможем, — задумчиво произнесла Валя. — И всё же для меня непонятно, как же это у вас случилось?
— Мы дарили друг другу радость, — сердито ответила Анканау. — Разве плохо человеку подарить радость?
— В результате — искалеченная жизнь ребёнка! Ты об этом подумала, Анка?
— Вот что, Валя, лучше уходи отсюда, — спокойно сказала Анканау и вылила чай обратно в чайник.
…Прошло ещё полмесяца. Двадцатого мая первые вельботы вышли на промысел моржа. Стан у мотористки бригады Чейвына заметно округлился. Глаза Анканау ещё больше потемнели и приобрели постоянный спокойный блеск. Потянулись бессонные, светлые, полные солнца, льдин, звуков выстрелов, запаха тёплой крови длинные дни. Однажды, когда разгружали мясо и жир, а Анканау меняла свечи и продувала карбюратор, отец подозвал её и тихо сказал:
— Пора тебе на берег. Гляди, родишь в море.
— Верно, отец. Только кто за меня мотористом будет?
— Гаймо. Василий Иванович разрешил ему. Говорит, экзаменовали его, и он выдержал.
— Хорошо, отец, — согласилась Анканау.
Она переселилась на берег.
Рано утром уходила к себе в сельсовет Рультына. Сутками не бывал дома Чейвын.
Анканау бродила по берегу моря и подолгу сидела у заветного камня, наблюдая за снующими на горизонте белыми вельботами. Стояли удивительно тихие и ясные дни. Рокот моторов разносился далеко по морю и ударялся эхом о прибрежные скалы. Выстрелы хлопками доносились до берега.
Малыш уже рвался на волю и сердито стучался в животе. Анканау прикладывала ладонь и ласково разговаривала с ним.
Приближение родов Анканау почувствовала днём, когда никого дома не было. Она с трудом дотащилась до больницы. Войдя в белую комнатку, где в одиночестве скучала Анна Павловна, Анканау прошептала пересохшими от волнения губами:
— Мне пора…
…Когда она очнулась и увидела рядом с собой в белоснежном свёртке сморщенное живое лицо нового человека, первой мыслью было не спросить, кто родился: мальчик или девочка, а гордое сознание: «Вот и я стала настоящей женщиной!»
Много людей приходило поздравлять Анканау. Каждый приносил какой-нибудь подарок. Они заняли целый угол, и уборщица Вааль тихо ворчала:
— Даже ружьё принесли!
Но Миши не было.
Наконец он пришёл. Чувство огромной радости и счастья охватило Анканау. Будто высокая тёплая волна подхватила её на гребень и понесла в голубую даль. Не было сил молвить слово. Она откинула одеяло, открывая лицо нового человека.
— Смотри, это он, — с трудом произнесла она.
— Волосы у него светлые, как у меня, — сказал Носов.
Анканау наклонилась над сыном.
— Он вправду похож на тебя, Миша. Только волосы у него не совсем светлые… Они у него как у летнего песца.
Ранней осенью, когда земля затвердела, на окраине Кэнинымныма один за другим сели два самолёта. К ним подъехал трактор с большими санями.
Ребятишки бежали на аэродром и кричали:
— Голубых песцов привезли! Голубых песцов привезли!
Колхоз «Охотник» собирался разводить голубых песцов. На окраине селения выстроили пока один корпус для зверофермы.
Из самолёта вышел лётчик и спросил у встречающих:
— Кто будет принимать песцов?
— Заведующая зверофермой, — ответил председатель Каанто и позвал: — Анканау, иди сюда, твой груз прибыл.
Клетки с песцами погрузили на тракторные сани. Анканау ещё раз пересчитала их и открыла дверь в кабину трактора. За рычагами сидел Миша Носов. Он помог жене подняться и заботливо усадил рядом. Мотор взревел, кинув из-под гусеницы мёрзлые комья земли и потащил зверей на ферму.
Вспугнутые шумом мотора, с тундровых озёр поднялись стаи молодых уток и полетели на юг.
Много дней и ночей они будут лететь за тёплым днём, не зная усталости: ведь крылья у молодых птиц крепнут в полёте.