— Что еще? — прошипел расклейщик, — У меня крайне деликатная задача не убить девчонку, нельзя ли не мешать?
— Кто тут из Мийра? — твидовый зевнул (он, похоже, здесь всем заправлял), — Идите и проверьте!
Три девушки с конспектами приблизились к дверям вагона. Одна из них посмотрела в окно.
— Никого нет, — пожала она плечами, — Крысы?
Стук повторился. Расклейщик негодующе взмахнул валиком.
— Откройте уже двери! И убейте того, кто снаружи!
Невзирая на шок, я еще не утратила понимания ситуации и отдавала себе отчет в том, что за дверью могут очутиться те, кто меня спасет. Лже-пассажиры явно не ждали гостей, и за показной беспечностью крылась тревога. Выходит, они чего-то или кого-то боятся.
Одним словом, я во все глаза наблюдала за происходящим, позабыв на время о своём незавидном положении. Да чего уж там, все глазели на двери: кто вытянул шею, силясь хоть краем глаза увидеть гостя, кто приподнялся, кто потеснил соседа.
Первая девушка небрежно вытащила из сумки кинжал в локоть длиной, вторая достала из своей сумки длинноствольный револьвер, вроде того, с которым в фильме ходил Клинт Иствуд и взвела курок. Обе схватились за двери с двух сторон, кивнули друг другу и разом налегли на них. Третья, их напарница, стояла прямо посередине. Она повела тетрадью — и из страниц в ладонь ей скользнуло несколько тонких металлических полосок, явно очень лёгких и острых. Она не глядя, привычным движением, зажала их между пальцами, а руку завела за спину.
Засовы лязгнули, двери шумно распахнулись и слетели с пазов. Вагонные лампы осветили пространство сбоку от поезда, выхватив из темноты силуэт. Это был парень моих лет — он стоял на рельсах параллельных путей, в паре метров от края вагона. За плечом у него висела теннисная сумка. Гость переминался с ноги на ногу, пронзительный взгляд его бегал по лицам собравшимся: мельком осмотрев ютящуюся на лавочках «массовку», он с особой внимательностью разглядывал расклейщика и твидового.
Меня он словно игнорировал и это было ужасно обидно — как можно не увидеть плачущую девушку, которая стоит на коленях со скованными руками?
Напряжение, повисшее в вагоне, приближалось к своему пику.
— Тут ли проходит турнир по теннису? — голос гостя был спокоен и мягок.
Расклейщик смерил гостя диким взглядом, задержал взор на сумке. Капля пота скопилась у него под глазом, затем скатилась по щеке. Из спортивной сумки юноши выглядывал шишковидный набалдашник.
— Неразлучник! — завопил расклейщик, багровея, — Отгрызите ему руки!
Вновь замигал свет, а когда освещение пришло в норму, я увидела, что место твидового опустело. Он бесследно исчез из вагона.
Девушка в дверях взмахнула рукой, и полоски металла сорвались с ее пальцев — но незнакомец сделал быстрое движение руками, после чего пустая теннисная сумка упала к его ногам, а в руках у него оказался меч.
Да, самый настоящий меч. Длинный и без ножен, непонятно, как он вообще мог прятаться в сумке!
Дзынь! Стилеты отрикошетили. Незваный гость в один прыжок преодолел двухметровую дистанцию до подножки, словно внутри у него была пружина, и вскочил в вагон. Тут же сделал выпад и, столкнувшись лоб в лоб с девушкой, пронзил ее мечом. Лезвие на миг показалось у той со спины, почему-то испачканное синей слизью, затем вновь нырнуло под кожу. Гость уклонился от удара её подруги, выбил кинжал, взмахнул мечом — и отсеченные руки противницы отлетели в сторону. Третья девушка выстрелила из своего старинного револьвера. Гость схватил дико вопящую девушку-без-рук и успел заслониться ей, как щитом. Послышался шмякающий звук, голова ее лопнула. Нечто пролетело вагон и брызнуло в стену кабины. Кто-то закричал ломаным фальцетом. Незнакомец позволил бездыханному телу упасть, после чего шагнул вперед, полоснул противницу по коленям, и, когда ноги у той подогнулись, перехватил меч и опустил набалдашник ей на макушку. Послышался хруст, девушка осела.
— Ату! — расклейщик указал на незнакомца.
Сразу несколько пассажиров накинулись на гостя. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать: на бегу их тела менялись. Клерки сутулились и опускалась на четыре конечности, головы их вытягивались, руки и ноги удлинялись, покрываясь грубой шерстью. Преображение дряхлых бабулек было ещё чудовищнее — кожа посинела и стала сочиться слизью, челюсти выдвинулись далеко вперед, словно язык у лягушки. Одна из бывших бабушек мотнула головой — и клацнула парня за плечо. Брызнула кровь, самая обычная, красная. Но юноша будто и не заметил этого. Он ловко заплясал между противниками, в узком и тесном коридорчике вагона, не рубя направо и налево, но делая незаметные, смертоносные порезы, избавляясь от одного врага за другим. Казалось, неприятели сами не понимали, когда оказывались выведенными из игры, так чисто действовал гость.