Рука, тянущаяся к карману, замерла.
— Что ты знаешь о нас? — вопросом на вопрос ответил главарь.
— Практически ничего, кроме того, что мы уже встречались пару раз, при чем во второй нашей встрече вы пытались убить меня.
— И что нам помешало?
— Да так, незначительная мелось. Ваша смерть.
Все трое побледнели и, кажется, даже съежились словно от холода. Неприятное чувство, когда кто-то проходит по твоей могиле…
— Ты? Ты нас?… — главарь так и не смог заставить себя выговорить слово «убил».
— Нет.
— Тогда кто?
— Полагаю, что вы знаете.
— Расскажи, что произошло в твою прошлую загрузку?
— В какую из них?
Напряженность пропала сама собой. Рассказывая о своих прежних загрузках парням, о которых он не знал ничего, даже имени, Слава мимолетом думал о том, как легко находят общий язык люди, имеющие что-то общее… Нет, не просто общее, а что-то такое, что имеет мало кто еще, кроме них. Писателю трудно общаться поэтом, но два писателя обязательно найдут общий язык, начав разговор о бездарных поэтах, плагиате или глупости читателей, предпочетших их книгам чьи-то еще. Дворнику трудно будет говорить с ментом, но с другим дворником они разговорятся вовсю. Каста… Вот, в чем секрет симпатии, возникающей даже к недавним врагам. Принадлежность к определенной касте.
Военные легко узнают друг друга по выправке, алкаши — по ее отсутствию… Каста программистов и хакеров — по незаметным посторонним взглядам признакам, как правило — в речи… Это приходит с опытом — пообщавшись с компьютером год, ты называешь чайником даже водителя такси, проехавшего на красный свет. Через два года работы болезнь прогрессирует, и склероз ты называешь результатом торможения оперативки… Тут же вклиниваются и соответствующие выражения, для непосвященного звучащие как отборный мат.
Хакер никогда не назовет Windows XP его истинным именем. Windows ХРЮ, и все тут. Слово «компьютер» исчезает из лексикона, равно как и подростковое «компик». Только «комп» или «компутер»… Винт, инфа, ламеры, кряки… У программиста не может «съехать чердак» — у него обязательно «кулер крякнется»…
Каста…
Эти трое относились к его касте. Они понимали его без слов, лишь изредка задавая наводящие вопросы, второпях отвечая на Славины. Так они и стояли вчетвером под моросящим дождем, напряженные и собранные, но уже не ожидающие агрессии друг от друга — только от внешнего мира, а еще точнее — из-за его пределов. Из виртуальности.
— Значит, выходит, что даже дождь — твоя работа? — спросил тот, кого Слава изначально окрестил «главарем», пока не узнал его имени — Андрей.
— Не совсем моя, — зло парировал он. — Лучше объясните мне, как это происходит. Вы же явно знаете больше меня! На кой, в конце концов, вы хотели меня убить? И что еще интереснее — как нашли?
Ребята переглянулись. Теперь им нужно было выложить всю информацию, а это гораздо труднее, чем поделиться с человеком, уже познавшим загрузку парой методов, позволяющих оптимизировать загрузчик, или ввести в код программы дополнительные строки, позволяющие автоматически загрузиться в случае твоей смерти.
— Слава, — начал Андрей. — Как ты думаешь, наш мир — реален?
— Мир — Матрица. Люди — батарейки. Это я великолепно усвоил за эту пару дней.
— Нет, я не о том. Ну хорошо, на примере… Вспомним «Матрицу». Люди создали машины, машины взбунтовались и загнали уцелевших под землю, после чего создали виртуальный мир, Матрицу, в которой и «живут» эти самые люди-батарейки. Ты думаешь, все на самом деле так?
— Да откуда же я знаю?! Посланцы сопротивления за мной пока что не пришли. Может вы отпугнули их своими рожами? — съязвил Слава. — И агентов я пока не видел ни одного…
— Кстати об агентах… — вступил в разговор Сергей, как Слава узнал из разговора — сисадмин в небольшой конторке, в свободное от работы время держащий свой сайт soft'a. — Ты никогда не задумывался, зачем Матрице агенты? Просто, по сюжету фильма…
— Защищать ее от вторжения, уничтожать повстанцев.
— Слава, — вклинился третий, Никита, укоризненно качая головой. — Мир — матрица! Если Бог захочет тебя убить — он что, должен послать за тобой архангела с пылающим мечом? Это его мир! Не проще ли будет подстроить незаметный несчастный случай, уйти от которого ты просто не сможешь. Банка масла на рельсах, и вот уже твоя голова катится кому-то под ноги… Или пусть передерутся две ядерные сверхдержавы, просто ради того, чтобы одним из взрывов накрыло тебя.
— Бред.
— Почему? Зачем Матрице агенты, если она может сама себя защитить? Сделать так, чтобы асфальт под твоими ногами обратился в лаву, сбросить тебе на голову бетонную плиту. Научить кошек летать…
Славу передернуло при воспоминании об отвратительном создании, ковыляющему к нему с ножницами, торчащими в горле. Хорошо этим троим — для них этого еще не случилось. И теперь, наверное, не случится.
А мысль-то, в общем-то, была логичной. Зачем Богу киллеры, если он всемогущ…
— И какой из всего этого вывод? — спросил он. — Что против… против нас работает не вирус, а вся виртуальность? — он чуть было не сказал «против меня», но взглянув на тучи, куполом накрывшие город, передумал.
— Уже ближе, — кисло улыбнулся Андрей. — Вернемся к вопросу о том, что было вначале, яйцо, или курица. Для начала поверь, что «Матрица» — это лишь бред полутрезвых сценаристов, и на деле нет никаких машин и полей по выращиванию людей. Вопрос вот в чем, как ты думаешь, что было вначале? Виртуальность, или…
— Реальность, — без колебаний ответил Слава. — Виртуальность, или то, что мы зовем этим словом, появилось вместе с «Интернетом».
— «Интернет» лишь дал нам путь в виртуальность, — терпеливо, словно маленькому ребенку, разъяснял Андрей. — В своем роде, мы и есть виртуальность. Вначале был хаос — хаос информации, составленной из цифр…
— Пифагоризм? Число — первооснова? — спросил Слава.
— Какой, на хрен, пифагоризм! — взорвался Андрей. — Истина! Не гипотеза, не философский трактат — истинное строение мира. Виртуальность — это хаос. Хаос цифр. Наш мир, реальность — это порядок. Мир формул и законов. В виртуальности нет закономерности, нет порядка, нет форм — это все привнесли туда мы, открыв туда вход, войдя в сеть и начав изменять числовой хаос. Люди сковывают виртуальность, подчиняют ее себе самым простым способом — упорядочивая ее.
— А ей это не нравится… — начиная понимать то, о чем ему говорят, пробормотал Слава.
— Это ее убивает, — закончил за Андрея Никита.
— И она защищается…
Слава почувствовал, как по спине скатываются липкие капли пота. Против него — не абстрактный троян, названный им вирусом бабочки. Его хочет уничтожить целый мир, олицетворение хаоса и пустоты.
— Пойдемте отсюда, — сказал он, кивая на ближайшую подворотню, поговорим где-нибудь во дворах.
— Скоро она должна подойти? — Сергей уловил ситуацию на лету. Впрочем, чему тут было удивляться — они же нашли его, значит знали и о Кате.
— Через пол часа — максимум, — ответил Слава, взглянув на часы. — И у меня такое чувство, что она уже давно перестала быть собой.
Все трое согласно кивнули, признавая его правоту. Андрей первым двинулся во дворы, остальные последовали за ним.
Удивительное дело, переход из центра города всего-то на пару шагов вглубь, уже давал ощущение шага в виртуальность. Яркий даже в дождь, цветной и холеный Красный Проспект, казалось, был создан специально для иностранцев, время от времени посещающих город. Но стоило шагнуть во дворы все того же Красного Проспекта, и все кардинально менялось. Здесь можно было наткнуться на бомжей, распивающих пиво у подъездов, на кучи собачьего помета прямо на тротуаре, на покосившиеся деревянные сооружения, служившие с былые годы не то складами, не то и вообще жилыми домами. Даже стена дома, отделявшего яркий, упорядоченный мир центра от хаоса его задворок, и то разительно менялась. Снаружи на доме не было ни единой трещинки, стены украшены яркими лампами, создававшими ночью великолепную иллюминацию. Внутри же — дом, как дом. Серый и обыденный. Поцарапанный, словно болванка CD-Roma тысячелетней давности.