Они присели прямо на мокрую скамейку, совершенно не заботясь о чистоте своей одежды, наскоро прикрылись зонтами от мерзопакостного дождя, и продолжили разговор. Сергей подал идею спрятаться в подъезде, но остальные хором отклонили ее — их разговор не был предназначен для чужих ушей.
— Как я понял, — упавшим голосом заговорил Слава, — Теперь за мной охотится вся виртуальность. Так? Я вношу в нее упорядоченность, и она, защищаясь, хочет меня убить.
Парни переглянулись, и в их взглядах читалось раздражение.
— Ты так ничего и не понял, — ответил Андрей. — Ты, как раз, полезен для виртуальности. Ты вносишь хаос! Нет, не так, можешь провести хаос в наш мир!
— Тогда зачем же… — Слава осекся. Действительно, не за чем. Его никто не пытался убить, кроме, конечно, этих троих, ворвавшихся к нему домой в прошлый раз.
Старуха в подъезде лишь напугала его, крича вслед, чтобы он быстрее бежал домой и запустил загрузчик. Сошедший с ума, а точнее — подчиненный виртуальностью Гепард, стрелял в Катю, а не в него. Сама Катя, за которой он не раз замечал касание виртуальности — тоже не предпринимала против него враждебных действий. Она лишь дразнила его, подначивая на то, чтобы он вновь и вновь возвращался в этот день, на встречу с ней.
Отец и мать, а точнее — то, что ими управляло, тоже не стремилось нанести ему вред. Они хотели убить лишь Катю, твердо зная, что ради нее он вернется… Виртуальность лишь демонстрировала ему свое могущество, и даже более того, спасла ему жизнь, когда Андрей пытался убить его.
Спасла ему жизнь, чтобы он мог загрузиться и попытаться все исправить.
— А что происходит с миром, из которого я ухожу? — спросил, вдруг, Слава, которого посетила внезапная догадка. — Я имею в виду, когда я загружаюсь — тот мир, что остается без меня… Что происходит с ним? Получается, что это — новая ветвь развития? Еще один мир… И при каждой загрузке будет возникать все новые и новые…
— Почти так, — кивнул Андрей. — Ты уходишь, мир остается. Создается новая ветвь, в которой уже не будет тебя. Но живет он не долго…
— Почему?
— Как ты назвал то, что едва не отхватило тебе сегодня руку?
— Worm…
— Worm из Worm'ов… — пробормотал Андрей. — Наверное, это судьба, или просто какая-то закономерность. Мы все его так называли. Просто очень трудно представить себе хищный мир, вот мы и придумываем себе аналогии. Режиссеры «Матрицы» придумали агентов-охотников. Мы же все представляли боевую часть виртуальность в виде червя.
— Как только ты уходишь в виртуальность, — продолжил за него Никита, — Она ощущает возмущения потоков информации в том месте, где ты начал загрузку. Можешь представить себе, что этот червь слеп, но может слышать, как ты входишь. И едва услышав тебя, он бросается туда, находит окно, открывшееся в тот мир, который ты только что покинул. В мир, ставший параллельным… Вползает в него и уничтожает его!
— Как? — вырвалось у Славы.
— Мы не знаем, — развел руками Андрей. — Виртуальность присоединяет этот мир к себе, обращает его в хаос. Ты можешь представить себе, что в один миг не станет целой Вселенной? Что вся она обратится в пыль, в бесконечный и безначальный поток чисел, которые никогда уже не станут упорядоченными значениями? И я не могу.
— Зачем?
— Виртуальность защищается. Наш мир — продукт ее жизнедеятельности, и я не смогу объяснить тебе, как это получилось. Просто хаос стремится к упорядочиванию, сам не осознавая это, и из этого упорядочивания возникла наша реальность. Порядок же стремится обратиться в хаос, таким образом между нами и виртуальностью существует некая связь, некий процесс, связанный в единое целое. Равновесие…
Но потом появились люди, которые нарушили это равновесие, вклинившись в виртуальность и создавая в ней свои микромиры. Упорядоченные миры. И она вынуждена защищаться, чтобы сместить равновесие обратно, или вовсе уничтожить реальность, присоединить ее к хаосу.
А потом появились такие, как мы. Люди, интуитивно почувствовавшие родство миров, и научившиеся заглядывать в виртуальность. Мы вдвойне опасны для нее…
— Почему?
— Потому, — продолжил Андрей, — Что загружаясь, ты оставляешь после себя еще один мир. Новый мир, новый очаг порядка. И в нем также живут люди, способные изменять виртуальность. Но, уходя, ты оставляешь «окно», через которое Worm может проникнуть в этот мир, ставший нереальным для тебя, но остающийся реальным для всех, кто живет в нем. Стоит червю выбраться в реальность, как она исчезает…
— Обращается в хаос.
— Да, именно так. А потом червь уходит в виртуальность, в которой ты оставил четкий след.
— След… — пробормотал Слава, вспоминая ощущение холодящего душу взгляда, преследовавшее его в виртуальности. — Значит, он идет за мной…
— Да. Ты для него — путь в наш мир. И с каждой твоей загрузкой Worm все четче узнает тебя, ему все легче следовать за тобой. И однажды он догонит…
— Он уже почти догнал… — Слава потер левой рукой вновь занывшее правое плечо.
— Червю нужен не ты. Он ищет окно в наш мир, в последний очаг порядка, до которого не может дотянуться виртуальность. Тебе нужно объяснить, что будет. Если он догонит тебя?
Нет, объяснения были излишними. Крах мира. Победа хаоса…
— Значит, — медленно, следуя профессиональной привычке программиста раскладывать все по полочкам, заговорил Слава, — Виртуальность, или этот чертов Worm, хочет, чтобы я загружался еще и еще. Так он находит меня, и так собирается войти в наш мир. Тогда почему он не может просто подчинить меня себе, как подчинил моего отца? Просто заставить меня загрузиться…
— Человек, нашедший дорогу между мирами, становится неподвластен ему. Он может подчинять лишь тех, кто не подозревает о том, что они — не более чем продукт жизнедеятельности виртуальности.
Дождь, наконец, перестал моросить, окончательно сойдя на нет. Тучи рассеивались, и в маленьком просвете между ними выглянуло солнце, осветившее замутызганный дворик, тут же засиявший всеми цветами радуги. Лужи радостно искрились, ловя последние дождевые капли, зазевавшиеся и слишком поздно упавшие с неба. Даже серость, казалось, уступила место блеску и солнечной желтизне.
Слава взглянул на часы… Семь ноль пять… За разговором он начисто забыл о Кате. О том, что пять минут назад он наступило время «Ч», ради которого он, собственно, сюда и приехал. Но нет, теперь уже не просто поздно. Теперь ему нельзя встречаться с ней, подвергая опасности. Червь слишком близко, и в следующую загрузку наверняка дотянется до него.
Остальные молча наблюдали за ним, ожидая его реакции, и Слава понимал их. Сейчас он был бомбой с запущенным часовым механизмом. Бомбой, способной уничтожить весь мир. И им выпало предотвратить взрыв этой бомбы.
— Так… — медленно заговорил он, — А теперь, когда вы мне доходчиво объяснили, в каком дерьме я оказался, раз уж пришли — расскажите мне и как из него выбраться.
Они молчали, опустив глаза в землю.
— Не понял? — чувствуя неприятный холодок в груди переспросил Слава, — Вы не знаете? Так, что ли? Но насколько я вижу, за вами не гоняются сумасшедшие братки, по вашей вине не начинается дождь и ваши родители не торопятся всадить вам нож в спину? При этом вы говорите мне, что тоже освоили загрузку?! Так какого хрена след из трупов тянется за мной, а не за вами? Как мне быть?!!
— Я не знаю, — заговорил Андрей. — Я понял, что за мной идут, загрузке так на второй, и тут же на меня обрушился целый каскад неприятностей. Но меня не прессовали так, как тебя. Меня уволили с работы, меня бросила подруга, я располосовал руку бутылочным стеклом и, на десерт, сдохла моя собака… Но чтоб так, как у тебя… След, который мы оставляем в виртуальности, достаточно зыбок, и рассеивается спустя несколько дней. Чем чаще ты ныряешь туда, тем он четче, и тем легче виртуальности обнаружить тебя здесь, в нашем мире. Но стоит несколько недель не пользоваться загрузчиком, и след рассеивается полностью, или почти полностью. Я месяц скрывался ото всех, стараясь быть как можно дальше от людей, и все закончилось. Что-то похожее было и у остальных. Но ты загружался слишком много… Червь чувствует тебя слишком явственно, и теперь не упустит. Если, как ты говоришь, в твою прошлую загрузку он просто изрешетил нас всех стеклом, то это значит, что он уже может манипулировать не только людьми, но и самой реальностью. Worm уже почти здесь… Впрочем, о чем я говорю — этот дождь — прямое тому доказательство.