– Невозможно, – ответила она, едва дыша. – Уже двадцать минут восьмого.
Он продолжал ее целовать, и она совсем потеряла голову. Неожиданно стукнула входная дверь, Анн отстранилась. Появился Пьер с газетой в руке.
– Смотрите-ка, Лоран! Рад вас видеть! Поужинаете с нами?
– Да.
– Папа, звонил Марк, – перебила их Анн. – Он тоже придет.
– Очень хорошо! Очень хорошо! – обрадовался Пьер. – А не выпить ли нам по стаканчику белого вина, пока ждем?
Он достал из холодильника бутылку и наполнил три стакана. Анн пожала плечами.
– Ты же знаешь, папа, что Лоран спиртное не пьет.
– Верно. Так чего же вам в таком случае налить?
– Все, что мне нужно, у меня под рукой, – ответил Лоран. Он открыл кран и поднял за здоровье Пьера и Анн полный стакан воды.
– Для начала у нас салат из помидоров с яйцом, – объявила Анн. – Лоран, ты можешь нарезать помидоры ломтиками?
– Постараюсь.
То, как он это делал, тронуло ее. Пьер потягивал вино.
– Ты знаешь, папа, – вернулась она к прерванному разговору, – он выходит на работу в издательство «Гастель».
– Грузчиком, – уточнил Лоран.
– Отлично! – воскликнул Пьер. – У вас великолепная перспектива!
Его восклицание вызвало у Лорана кривую ухмылку. Анн с укоризной посмотрела на отца – она всегда с трудом переносила его юмор в присутствии чужих людей. И как только Эмильен могла влюбиться в него? Хотя в молодости он ведь мог быть и милым. Для окружающих во всех супружеских парах есть нечто загадочное, благостное и неподвластное пониманию. Так и у нее с Лораном.
Прозвенел звонок, и Анн убежала к входной двери.
– Здравствуй, Анн, – сказал Марк, – ты просто великолепна!
Он выглядел солидным. Этакий свежий, розовощекий и высокий блондин. Она зарделась, ощутив на щеке прикосновение его губ, и ответила на этот поцелуй по-девичьи робко.
– Марк, – шепнула она. – С нами будет ужинать и Лоран, тебя это не стеснит?
– Нисколько, – ответил он, – а что?
Лицо Марка при этом слегка напряглось, и перед ней оказался уже не друг, а просто один из приглашенных. Она провела его на кухню.
– Я не все успела приготовить…
Пьер тут же принялся давать бывшему зятю указания. Лоран демонстрировал сдержанность и внимание.
– Здравствуй, Лоран – сказал Марк.
– Здравствуй, – ответил Лоран.
– Так, возьми-ка вот это, – предложил Пьер, повернувшись к Марку, и протянул ему стакан, который невзначай налил Лорану.
Анн чистила отваренные яйца, мужчины стояли вокруг. Лоран среди них был самым младшим. Раньше она об этом как-то и не думала. Как только салат был готов, вся компания процессией двинулась в сторону гостиной, каждый с собой что-нибудь нес – кто тарелку, кто бутылку…
Марк за столом принялся рассказывать о недавней поездке в Японию. Дескать, торговый дом все чаще и чаще поручает ему подготовку крупных международных сделок. Это, конечно же, со одной стороны, приятно, потому что ответственность может в будущем, к тому же не таком уж и далеком, обернуться должностью коммерческого директора фирмы, но, с другой стороны, утомительно: непрерывные поездки спланировать время больше, чем на две недели вперед, не позволяют. Как обычно, распространялся он только о себе. И конца этому не было. И как всегда, Пьер упивался его россказнями и радовался его успехам.
– Вот что бы мне хотелось посмотреть – так это Японию! – заметил он.
И Марк поведал, что был разочарован там, на месте, исчезновением многих уголков национальной культуры, но и восхищен, конечно же, развитием ультра-автоматизированной цивилизации, которая ожидает в будущем всех. Он рассказывал о гигантских заводах и фантастически безлюдных городах, о дьявольски хитроумной технике и кишащем повсюду населении, трудолюбивом, скромном и дисциплинированном. Лорану представленная на обозрение картина понравилась, только к достижениям этого человека, объездившего весь мир и умевшего об этом рассказать, он был полон презрения. Анн участливыми и влюбленными взглядами поддерживала его. Марка задевали за живое и эти огоньки в ее глазах, и то полное безразличие, с которым она его слушала. Лоран оставался немногословен. Склоненная голова и широкая шея – все в нем напоминало известного барана возле известных ворот. Но уже одно то, что он сидел за общим столом с Марком, можно расценивать как успех. Он совсем ничего не ел, а пил лишь свою воду, стакан за стаканом. Анн подала кофе, но Лоран от предложенной чашки отказался и сказал, что ему нужно уходить:
– У меня встреча с друзьями.
Прощание с Марком и Пьером было сдержанным. Анн проводила его до двери на черную лестницу.
– Ты рано уходишь, – сказала она.
– Послушай, ну что еще нужно? – буркнул он. – С Марком я поужинал, этого недостаточно? Тебе надо, чтобы я с ним еще и кофе попил?
Она воздержалась от колкости, готовой сорваться с губ:
– Ну что ж, тогда пока, Лоран…
– Как знаешь, – ответил он с потухшим взглядом.
И вышел, с силой захлопнув за собой дверь. Анн вздрогнула, потрясенная до глубины души. Она бессмысленно смотрела на деревянную створку, выкрашенную светлой краской, и чувствовала за ней присутствие Лорана, настороженного, запыхавшегося, сомневающегося. Чуть погодя она услышала его шаги, удаляющиеся по лестничным ступеням, и вернулась в гостиную, где Марк с отцом что-то живо обсуждали. Она вдруг осознала, что вечеринка оказалась нудной. Несмотря на все свое расположение к Марку, она задавала себе один и тот же вопрос: «Зачем он здесь?»
– Куда ты собираешься в ближайшее время? – поинтересовалась она рассеянно.
– В ближайшее время – никуда, – отозвался он. – Похоже, через месяц снова придется ехать в Токио.
– Опять?
– Я об этом не сожалею. Мне кажется, я еще не все знаю об этой стране.
Анн притворялась, что внимательно слушает, даже что-то невпопад отвечала, предложила Марку вторую чашку кофе, улыбалась отцу, вставала, вновь присаживалась, дрожала от нетерпения, а двое мужчин все говорили и говорили…
18
По витринам текли струйки дождя. За ними рокотала pю де ля Сен, запруженная нетерпеливо урчащими машинами. С края на край оконного стекла сновали горбатые силуэты прохожих. Никому из них, похоже, даже в голову не приходило поглазеть на витрины, подойдя к ним поближе.
В книжный магазинчик, кроме Пьера, никто больше не заглядывал. Элен ушла в подсобку подогреть чай. Она уже больше месяца хлопотала здесь одна, поскольку мадам Жиродэ продолжала болеть. У Пьера вошло в привычку навещать Элен, чаще всего – ближе к закрытию. И, конечно же, он ничего не рассказывал об этом Анн. Должно быть, дочь поняла бы, несомненно, поняла бы, каким удовольствием оборачиваются для него долгие шушуканья в тишине магазинчика Коломбье. Не она ли недавно заметила в разговоре о мадам Редан: «А она ничего». Эта мимолетная фраза утвердила его в собственных впечатлениях. Он доверял мнению дочери. День заканчивался, и Пьер с трудом различал текст книги, страницы которой листал.
– Вы же там ничего не видите! – воскликнула Элен, выйдя к прилавку.
Она протянула руку к выключателю. Разом зажглись все лампочки. На подносе две чашки и чайник, в металлической вазочке сухое печенье. Элен предложила Пьеру перебраться за прилавок и подсесть к столику, рядом с ней. Он отхлебнул глоток чая и похвалил его.
– Пьер, когда вы придете ко мне поужинать? – неожиданно спросила она.
Вопрос этот Элен задавала ему не в первый раз. До сих пор ему удавалось трусливо увиливать, но продолжать в том же духе и дальше теперь не представлялось возможным.
– Это не так просто, Элен, – ответил он. – Из-за моей дочери…
– Я уверена, что она все поймет как нужно.
– Я в этом не так уверен, как вы. Анн очень страдает после смерти матери. Она считает, что я очень быстро забыл о той, с кем совсем недавно был невероятно счастлив. Знаете, мне с ней так трудно… Ее непримиримость, требовательность… Думаю, в этом есть доля мой вины.
– Уж не станете же вы меня уверять, что она вас терроризирует?