С женского на вид лица низким мужским голосом раздалось:
– Нет.
– Он сюда в последнее время приходил?
– Не обращал внимания. Ты не видел Лорана, Режи?
– С тех пор, как он работает, нет.
В разговор вмешалась некая девица:
– Да нет же, он позавчера здесь был. В комнате у себя что-то забыл. Поискал и ушел…
– Вы уверены, что он ушел?
– Да, именно так…
– А куда он ушел?
– Я не знаю… У вас не найдется десяти франков?
Анн машинально раскрыла сумочку. Она физически ощущала горечь разочарования, опутавшую ее тяжелой сетью. Через несколько дней она, конечно же, получит от Лорана письмо, отправленное из этого самого Экс-ан-Прованса, полное незаслуженных упреков и заверений в любви. В своем ответе она, конечно, извинится за свою резкость и попросит его вернуться. И он вернется… Девица взяла деньги, не поблагодарив, отошла в сторону и устроилась на одном из стульев.
Такси эти места объезжали стороной. До ближайшей станции метро Анн пришлось довольно долго шагать пешком, но ей незачем и, главное, некуда было теперь торопиться.
Пьер уединился в своей комнате, так и не дождавшись дочери. Она залезла в постель, пробовала читать, но сломленная усталостью, потушила настольную лампу, стоявшую в изголовье, и рухнула навзничь, как в бездонный колодец.
Она подскочила в кровати, словно от пронзительного крика. Комната была пуста и безмолвна. Сквозь неплотно задернутые шторы просачивался мглистый рассвет. Маленький будильник на столике в изголовье показывал начало шестого. Неужто она так долго спала? Она потерла руками лицо. Во рту першило от горечи, ныли мышцы. Пересилив себя, она выбралась из постели, закуталась в халат и пошла на кухню. За окном были слышны ранние птицы.
Анн открыла кран, набрала полный стакан воды и выпила его. Жажда не унималась. Она выпила еще один, большими глотками, как Лоран.
Лоран! Внезапно все вокруг закачалось. Анн бросилась на лестницу. Ступени под ее ногами прогибались, и, когда она бежала по этому темному грязному коридору, ей уже нечем было дышать. Номер одиннадцать… Она постучала… Тишина… Но он там. Она это знала, она это чувствовала. Почему не сделала она дубликат ключей? Она позвала:
– Лоран… Лоран!!! Открой мне!
Подергала ручку. Туда, сюда. Напрасно, все напрасно. Дверной проем был забран в тонкий наличник, кое-где отставший от коробки. Анн уперлась плечом в створку, сильный толчок – и защелка вылетела вместе с куском дерева. Дверь раскрылась, и Анн, спотыкаясь, по инерции вбежала внутрь.
Лоран лежал одетым, вытянувшись во всю длину кровати, со скрещенными на груди руками, с обращенным к потолку лицом. Глаза его были закрыты, рот слегка приоткрыт. Казалось, он спит. Анн приблизилась к нему с недоверием и тревогой в груди, склонилась и обняла его за плечи. Ей показалось, что ее руками прикоснулись к статуе. Кожей ладоней она через толщу шерстяного свитера ощутила ее твердость и холод. Вспышка ослепительно белого света в голове сменилась леденящим страхом, и у нее перехватило дыхание. Из горла наружу вырвался первобытный рык дикого зверя:
– Нет, Лоран, нет!!!
Непослушные пальцы тем временем сами собой тянулись к его лицу, такому спокойному, такому красивому, касались его подбородка и ощущали только холодную отрешенность. Мраморную глыбу. Обтесанное бревно. Манекен, в насмешку над ней облаченный в одежды Лорана, в парике из его волос, с его, но наклеенной, бородкой. Все напоминало фарс! Но зачем?..
Анн медленно опустилась на пол рядом с кроватью, будто раненная в живот. Попыталась взять Лорана за руку, но ее невозможно было сдвинуть с места, суставы уже омертвели. Он был готов к погребению. Ее мозг внезапно онемел. С сухими глазами, прислонившись щекой к бугристому краю матраса, она больше не понимала, где она, кто она, чего она ждет. Ей казалось, что и мир изменился вместе с нею. Сколько пробыла она здесь, в беспамятстве, – несколько минут, несколько часов? На неровном полу валялись две пустые ампулы из-под барбитуровой кислоты, опрокинутый стакан, какая-то бумажка, исписанная его почерком. Анн машинально подобрала листок и поднесла к лицу. Перед глазами заплясали непонятные, бессмысленные слова:
«Анн, жизнь моя, я любил тебя как сумасшедший… Я хотел уничтожить весь мир, чтобы оказаться наедине с тобой, а мир уничтожил меня… Я не хочу быть твоим крестом, как ты говорила… Я не создан для этого мира, в котором так уютно тебе… Прости, Анн… Прощай…»
В глазах у нее потемнело. Она швырнула письмо на пол, подальше от себя. Через пыльное стекло слухового окошка пробился луч солнца. Лоран был мертв. Мертв уже три дня. Нет, с того самого дня, когда встретил ее. Все это время она знала, что их любовь обязательно закончится как-то так. Он ее предупреждал много раз. А она ему не поверила. Сидя на грязном полу, она дышала уже слегка засмердевшим воздухом. Покойный увлекал ее за собой, в свое царство холода и безмолвия.
Вместе с ним она вступала в вечность.
В коридоре послышались чьи-то шаги, и она, встав на четвереньки, толкнула дверь, которая осталась приоткрытой.
28
– Ешь, папа!
Помахав рукой над полной тарелкой, он этим жестом дал понять, что есть не будет. Анн приготовила ему гноччи. Раньше он их просто обожал. Она не знала, чего бы такое еще придумать, чтобы вызвать у него аппетит и вытащить его из полусонного состояния. За три месяца он постарел лет на пятнадцать. Кожа да кости, весь поседел. Брился он теперь от случая к случаю, да и то – скрепя сердце. Ей приходилось по-настоящему сердиться, если нужно было заставлять его принимать ванну. За весь день он не произносил и трех слов. Порой казалось, что газету он раскрывает лишь для того, чтобы прятаться за нее.
Обеспокоенная, она пригласила доктора Морэна. Тот обещал зайти ближе к семи. Но поскольку не явился даже к половине девятого, она решила накрывать на стол, не дожидаясь его.
Пьер поднес к губам стакан с вином, и по его подбородку потекла тонкая розовая струйка. У него текли слюни. Анн едва его не отчитала, сдержалась.
– Аккуратно, папа, – только и сказала она.
Он отставил стакан и промокнул рот салфеткой.
Раздался звонок. Анн засуетилась и пошла к выходу. Да, это был доктор Морэн. Прямо в прихожей Анн, понизив голос, объяснила, что удручена изнуренностью отца и отсутствием у него аппетита. Доктор внимательно выслушал ее и, прежде чем подойти к больному, безучастно остававшемуся за столом наедине с тарелкой, принял радостный вид. Анн проводила их в комнату, а сама ушла в гостиную и, ссутулившись, села на стул.
Ежедневные поездки в Пантен были утомительны. Выполняя абсолютно простые дела, она постоянно напрягалась. Новые обязанности утомляли ее. Вызывала недовольство секретарша, протеже мадемуазель Бурьез. Но и это все было несущественно. Ее окружало неожиданное спокойствие, которое обязательно следует за мощным циклоном. Анн как бы переступила через порог в одиночество. Восприятие окружающего притупилось. С нею ничего не происходило. Она была единственным зрителем на спектакле, в котором разыгрывалась ее собственная жизнь. Оповещенные телеграммой, в Париж приехали родители Лорана и увезли с собой в Экс-ан-Прованс в огромном катафалке гроб с телом сына.
Постепенно все нормализовалось.
Анн вдруг подумала о матери. Права ли она была, сделав ей тот укол? Сколько времени смогла бы еще прожить Мили без ее вмешательства? Спинка стула больно врезалась в спину. Она с такой силой всматривалась в пустоту перед собой, что глазам стало больно.
Из комнаты вышел доктор Морэн. Анн поднялась ему навстречу:
– Что вы об этом скажете, доктор?
Думая о своем, она слышала что-то о депрессивном синдроме, умственной анорексии. Он рекомендовал анаболики и стимуляторы.
– Конечно, постоянное наблюдение. Можно сменить обстановку. Не испытал ли он в последнее время эмоциональный шок? – поинтересовался доктор Морэн.
– Нет, – ответила Анн. – После смерти мамы не произошло ничего особенного…