Укутывая спящего мальчика платком, она бесцельно шла по улицам и очутилась наконец на берегу Сены. Магдалена стояла на набережной и смотрела вниз. Там, в волнах реки, конец всем скорбям и мучениям, конец ее вине и раскаянию. Там начало милосердия Божьего. А дитя? Не лучше ли и этому маленькому, едва взглянувшему на жизнь мальчику совсем не знать тяжестей и страданий жизни? Не лучше ли, если он сейчас же умрет вместе со своей несчастной матерью и разом избавится от многих горьких испытаний?
О, Магдалена Гриффон столько выстрадала и перенесла, и при одном воспоминании об этом, при одной мысли, что на долю ее сокровища может выпасть хоть часть того же, она решилась разом покончить со своей и его жизнью.
Что, если и ему готовится судьба маркиза? Ведь не у всякого хватит силы вынести это. Что если и ее сыну какая-нибудь женщина сделает то же, что она сделала его отцу?
Магдалена Гриффон содрогнулась. Сознание собственной вины так терзало ее, что смерть в эту минуту казалась ей блаженством, и она жаждала ее как лучшего исхода для себя и для своего ребенка…
В то время, как маркиз и Ренарда обыскивали улицы и квартиру, где Магдалена Гриффон прожила пять лет, она с ребенком бросилась в темные волны Сены с набережной д'Орсэ. Раздался пронзительный крик. Даже доведенный до отчаяния человек в минуту смерти, которую сам искал, поддается инстинкту самосохранения.
В самом широком месте Сены раскинулся большой заселенный остров Ночлега. Его называли так потому, что на нем было несколько трактиров и таверн, где могли останавливаться на ночлег не только проезжавшие мимо лодочники и матросы, но и нищие и авантюристы самого последнего разряда. Полиция была рада, что большая часть парижских бродяг по вечерам отправлялась на этот остров, где свободно могла обделывать свои делишки.
Самая большая гостиница поросшего кустами и деревьями острова пользовалась и самой дурной репутацией. «Белая голубка» стояла на обращенной к городу части острова и принадлежала очень уважаемому между нищими Пьеру Гри, который за деньги давал не только приют, но и за известную плату обучал искусству просить милостыню.
Он умел делать калек из здоровых людей, не нанося им увечий, и его советы и указания были так хороши, что никому и в голову не приходило заподозрить обман. Плату Пьер Гри брал различную, в зависимости от сложности проводимых манипуляций. Например, за превращение человека со здоровыми ногами в хромого на костылях платилось дороже, чем за одну искалеченную руку. Найти ребенка уродца от природы стоило дороже, нежели найти здорового и сделать на время калекой или уродцем, благодаря искусству Пьера Гри.
Образцом творчества Пьера Гри были два его взрослых сына, здоровенные молодцы. Он говорил, что они могли бы вдвое больше зарабатывать, если б не были так ленивы. Каждый день Немой Жан водил слепого Жюля к мосту Нотр-Дам, где они великолепно разыгрывали свою роль, и в старую шляпу Жюля сыпалась богатая милостыня.
Гостиница «Белая голубка» являла собой низенький домишко грязно-серого цвета, выстроенный из кирпича. Окна с зелеными ставнями были занавешены старыми цветными тряпками. Широкая, кривая дверь, перед которой под деревьями стояли грубо сколоченные деревянные скамейки, вела в длинные просторные сени. Направо располагалась распивочная, налево — квартира Пьера Гри и его детей. Узенькая старая лестница вела наверх, где размещали постояльцев; впрочем, большей частью они располагались в сараях позади гостиницы.
«Белая голубка» получила такое название не только потому, что на ее старой поломанной вывеске была изображена эта птица с веточкой маслины в клюве, но и по другой причине, которую мы сейчас объясним.
В тот вечер, когда Магдалена Гриффон унесла свое дитя, на деревянном мосту, соединяющем берег с островом, стояло человек тридцать обитателей гостиницы, которые со смехом и криками разглядывали подходившего нового гостя.
Сам по себе этот человек не представлял ничего особенного. Костюм на нем был примерно такой же, как и у остальных: та же помятая круглая шляпа и тот же широкий старый плащ. Не удивительны были также и ругательства, которые он выкрикивал по-английски, потому что в толпе были представители многих национальностей.
Между тем даже седобородый Пьер Гри со своими рослыми сыновьями вышел посмотреть на него. Внимание всех привлекал не сам англичанин, а его спутники — черный медведь, которого он вел на цепи, и маленькая серая лошадка, запряженная в повозку, из которой беспрестанно раздавалось сердитое громкое ворчанье какого-то животного. Англичанин собираясь переехать мост, по-видимому, намеревался остановиться в гостинице «Белая голубка». Вдруг опять послышалось ворчанье.
— Это тигр! — вскричал желтолицый испанский цыган с длинными растрепанными волосами.
— Дурак ты, Кирила! — крикнул другой цыган, озадаченно сдвинув на затылок красный колпак, — это пантера!
— Эти цыгане глупы, как мулы! — заметил Жан, сын Пьера Гри, — станет пантера так кричать!
— Молчи ты! — загалдели цыгане, грозя кулаками, — на что нарывается этот нищий?
— Молчать, воровское отродье! Будьте благодарны, что вас здесь еще терпят. Берегитесь моих кулаков, желтолицые! — вмешался в спор слепой Жюль.
— Заставим молчать слепого! Вон отсюда нищих! — орали цыгане.
— Ого! Испанские собаки наглеют! Они отчаянно скалят зубы с тех пор, как из Испании приехала новая особа, — закричали нищие, толпясь около Жюля и Жана.
— Разделаемся с ними, Бельтран! — сказал один из цыган, стиснув зубы. — Эй, Сеппи, Алейо!
Пылкие, обыкновенно не склонные к открытому нападению цыгане видели, что их больше, чем нищих. Завязалась бешеная драка. Подобного рода кровавые сцены были не редкостью на острове Ночлега. Они повторялись почти каждый день и часто кончались смертью одного или нескольких участников.
Началась рукопашная, удары кулаками сыпались направо и налево, потом блеснули кинжалы и испанские ножи.
Стоявший на мосту Пьер Гри счел, что пора наконец кончать драку.
— Прочь, не то моих кулаков попробуете! Берегись Кирила! Эй, ты, деревяшка, прочь! Вот я вам намну бока! Жан, Алейо, вы меня знаете, — кричал Пьер Гри, пробивая себе дорог}' кулаками, — дурачье, в повозке лев. Не варите, так послушайте, что скажет англичанин.
Угрозы и кулаки Пьера Гри произвели свое действие.
— Я ведь сразу говорил, что это лев, — закричал слепой Жюль, отлично видевший по вечерам. — На сегодня довольно, старик не велел, но проклятый Сеппи, за мной последний Удар.
— Эй! — крикнул Пьер Гри англичанину, переводившему сначала медведя через мост, — кто вы такой? Кто у вас в повозке?
— Я — Джеймс Каттэрет, укротитель зверей из Лондона, — ответил на ломаном французском англичанин. — У меня в клетке молодой лев, а лошадь с острова Исландии, что в Ледовитом океане. Где хозяин гостиницы? Подержите минуту медведя, он вам ничего не сделает. Я схожу за повозкой, у вас чертовски узкий мост.
— Медведя? — нерешительно спросил Пьер Гри.
— Если боишься, отец Гри, давай я подержу! — предложил Жан, уверенный в своей силе.
— Я у вас остановлюсь, есть свободный сарай? — спросил укротитель, передав сыну Пьера Гри цепь беспокойно топтавшегося медведя.
Пока Пьер Гри говорил с англичанином, Жан повел медведя к цыганам и нарочно потряс цепью. Животное сердито заворчало.
— Ну, берегитесь, цыгане, не попадайтесь мне на дороге! — грозно крикнул он, — не то сейчас спущу на вас зверя!
— Тогда ему конец, — ответил высокий цыган Бельтран, замахнувшись ножом, — смотри, не доведи до этого, немой!