Что делать? Нечего было и думать оставаться тут, так близко к страшному кардиналу; и как бежать иначе, чем в дверь? Гастон, с потом на лбу, с трепещущим сердцем, с головой совершенно растерявшейся от перспективы быть застигнутым на месте преступления, машинально вернулся в темный коридор. Он сам не знал, что делает. Как ночная бабочка, невольно привлекаемая огнем, который должен сжечь ей крылья, принц, растерявшись, возвращался к тому, кого хотел избегнуть во что бы то ни стало. То, что должно было погубить, спасло его. Он шел в темноте, наудачу, протянув руки вперед, ощупывая стены и пол руками и ногами. Вдруг стена кончилась под его правой рукой, которая опустилась на железную решетку. В то же время нога его запнулась о первую ступень лестницы. Лестница была широкая, каменная, с железными перилами, принадлежавшая одному из домов в улице Гарансьер, в части еще не уничтоженной. Гастон проворно поднялся на эту лестницу, не спрашивая себя, куда он идет. Лестница привела его в переднюю с балконным окном, выходившим на улицу. Сквозь стекла Гастон увидал при сиянии звезд белый слой снега, покрывавший землю. Это был как бы густой ковер, приглашавший его прыгнуть и обеспечивавший его против опасностей падения. Он был молод, проворен, а более всего он боялся. Он тихо отворил окно, повис на обеих руках и спрыгнул.
— Черт побери! — сказал раздраженный голос. — Из этого дома валятся странные фрукты.
Гастон, несмотря на то что обезумел и от своего положения, и от гимнастического упражнения, которому он предавался, узнал голос Монморанси, на плечи которого он упал.
— Это вы, кузен? — сказал он со вздохом облегчения. — Черт побери! Добро пожаловать, хотя, не в упрек вам будет сказано, вы могли бы раньше освободить меня.
— Как! Ваше высочество спускается таким образом из окна? — сказал герцог. — И именно в ту минуту, как я усиливался отпереть эту проклятую дверь!
— Которая не отпирается, — сказал Морэ.
— Она была заперта изнутри.
— Выньте ключ, кузен, и уйдем скорее. Объяснения на этом месте были бы некстати.
— Потому что слишком холодно? — спросил Морэ.
— Нет, братец, — шепотом отвечал Гастон, — потому что слишком жарко. Кардинал чуть не застал меня с племянницей, и я не стану удивляться, если он гонится за мною по ту сторону этой двери.
— Черт побери! — сказал герцог.
— Черт возьми! — сказал Морэ.
Все трое поспешили уйти с улицы Гарансьер.
VII
Герцогиня де Комбалэ, занявшись любовью с герцогом Анжуйским, принуждена заниматься политикой с кардиналом и примечает с огорчением, что она слишком поторопилась съесть с принцем яблоко Евы
Герцогиня не так испугалась, как Гастон, появления кардинала у входа в оранжерею, которая прямо вела в маленькую гостиную, где любовники занимались своей любовью. Или она заранее была уверена в снисхождении своего дяди, или знала, что он этого не узнает; но как бы то ни было, она нисколько не засуетилась при его приближении. Сидя в темной гостиной, она смотрела, как кардинал приближался, внимательно прислушиваясь к шуму шагов удалявшегося принца; потом, когда свеча, которую нес кардинал, осветила гостиную, герцогиня вдруг легла на диван и притворилась спящею.
Кардинал вошел. Лоб его был мрачен, нахмуренные брови и глаза, пристально смотревшие вперед и не примечавшие предметов, на которые смотрели, говорили достаточно, что его преследовала мятежная или докучливая мысль. Он думал, что он один. Дойдя до камина, он поставил подсвечник и хотел расшевелить почти угасший огонь. Но, очевидно, это занятие было машинальное. Мысли его находились в другом месте. Он взял подсвечник, прошел гостиную и направился ко второй оранжерее, в конце которой находился коридор, смежный с улицей Гарансьер. Оттуда пришел и оттуда бежал герцог Анжуйский, и, если бы кардинал продолжал идти, он застал бы Гастона в коридоре. Но когда он отходил от камина, глаза его упали на молодую женщину, лежащую на диване. Поза ее была очаровательна. Голова ее покоилась на руке, румяное лицо еще носило свежие следы одушевления, которое оживляло ее в разговоре с принцем, развязанные волосы разбросаны были по вискам и лбу, а раскрытый рот как будто призывал слишком скоро исчезнувший поцелуй. Она, по-видимому, спала так крепко, что шум шагов кардинала, подходившего к ней, не мог разбудить ее.
Кардинал остановился перед этой живой картиной, внезапно представившейся его глазам!.. Его мрачная физиономия прояснилась на минуту. Он положил руку на плечо молодой женщины, которая рассудила, что ей пора проснуться. Она вдруг раскрыла свои большие голубые глаза, еще томные от притворного сна, и приподнялась с движением испуганной кошки.