Он опустился на диван и указал ей место возле себя.
— Теперь, — продолжал он, когда она с удивлением села возле него, — не прельщай меня твоими прекрасными глазами и обольстительными улыбками; сегодня это будет напрасно. То, что я буду тебе говорить, очень серьезно. Дело идет о моем счастье и, следовательно, о твоем, и, так как ты, может быть, будешь играть роль в моих замыслах, тебе надо знать их заранее.
— Ах, это будет не забавно! — сказала герцогиня де Комбалэ с маленькой гримасой.
— Нет, но полезно. Слушай. Ты с первых слов не найдешь скучной мою речь.
— Посмотрим.
— Я хочу опять выдать тебя замуж.
— Ах, дядюшка! Если муж мне понравится, то это действительно хорошая мысль.
— Он тебе понравится.
— Стало быть, он не будет похож на первого, за которого вы заставили меня выйти. Во-первых, он не должен быть так стар, как был герцог де Комбалэ, который по своим летам мог быть только мужем по имени.
— Может быть, но в утешениях у вас не было недостатка, и следовательно, жалобы ваши излишни.
— Я не жалуюсь, дядюшка, я только привожу факт.
— Хорошо, но тот, которого я назначаю тебе теперь, имеет недостаток совершенно противный тому, в котором ты упрекаешь бедного покойного де Комбалэ, — он слишком молод.
— Это не недостаток.
— Он даже несколькими годами моложе тебя.
— Стало быть, это ребенок?
— Почти, но с доброй волей ты скоро сделаешь из него мужчину.
— В доброй воле у меня недостатка не будет.
— Я в этом не сомневаюсь.
— Благодарю за доброе мнение. А мил этот молодой муж, которого вы хотите дать мне в ученики?
— Очарователен.
— Вам остается только мне его назвать.
— Подожди. Выслушай прежде мои инструкции.
— Инструкции вы скажете мне после, дядюшка. Скажите прежде имя. Вы видите, что я горю от нетерпения.
— Тем лучше, ты будешь привлекательнее в день свадьбы.
— Скорее, дядюшка, или я не ручаюсь вам ни за что. Как вы хотите, чтобы я обращала внимание на ваши слова, когда моя голова усиливается угадать то, что вы не хотите сказать?
Кардинал с нетерпением нахмурил свои густые брови.
— Герцогиня, — сказал он строгим тоном, — все это очень серьезно, и если я заговорил с вами шутливым тоном, то это потому, что женский ум, наклонный к шутовству, не понимает серьезных причин, представленных в словах серьезных. Следуйте послушно за мною, куда я вас поведу. Этого требуют и ваши выгоды, не только мои.
Герцогиня потупила голову, и смягченный кардинал продолжал:
— Во-первых, ты должна переменить твой образ жизни.
— Как это, дядюшка?
— Набожность, которую я тебе посоветовал, чтобы приобрести доверие королевы-матери, к которой мне нужно было тебя поместить, теперь бесполезна, и даже будет вредна для моих намерений. Ты потихоньку это перемени.
— Ах! Дядюшка, вы не могли дать мне приказания более для меня приятного! — с радостью вскричала герцогиня де Комбалэ. — Я набожна не больше вас, и признаюсь, эта маска лицемерия, которую вы надели мне на лицо, очень меня стесняла.
— Ну, ты можешь ее снять.
— Уф! — сказала отставленная ханжа со вздохом облегчения.
— Ты объявишь громко для объяснения перемены в твоем поведении, что в ту минуту, как ты хотела привести в исполнение твой план и совсем отказаться от света, надев одежду кармелиток, ты почувствовала себя недостаточно одушевленной благодатью и из любви к Богу предпочла сделаться светской женщиной, чем дурной монахиней. Даже королева-мать одобрит тебя.
— И справедливо.
— Ты тотчас бросишь степенную одежду, которую носишь так давно, и заменишь ее самым щегольским и самым богатым костюмом.
— С большим удовольствием, дядюшка.
— Не жалей ни жемчуга, ни брильянтов, ни пышных материй, чтобы сделаться прекраснее и обольстительнее прежнего.
— Да, дядюшка. Будьте спокойны.
— Отдаю в твое распоряжение шкатулку с деньгами. Бери сколько хочешь.
— Вы самый очаровательный из всех дядей на свете!
— Словом, надо, чтобы о тебе говорили как о светской женщине, чтоб тебя встречали повсюду, на всех прогулках, на всех балах, на всех концертах, на всех придворных охотах.
— Но вы предписываете мне восхитительную жизнь, дядюшка, — сказала обрадованная герцогиня де Комбалэ, — я и не подумаю ослушаться вас.
— Я это знаю, — сказал Ришелье со своей тонкой улыбкой, — но это хорошая сторона.
— А есть другая?
— Другая бывает всегда.
— А! — тревожно произнесла герцогиня. — Действительно, это слишком хорошо. Под этой веселой перспективой, должно быть, скрывается что-нибудь ужасное.