– Мадам, но мы не можем водить армии в битвы, – встряла Изабо; остальные фрейлины захихикали.
Подняв руку, регентша призвала их утихнуть:
– Изабелла делала это. Конечно, она не сражалась, но вдохновляла на бой. Вот к этому, дамы, нам всем и надо стремиться. Мы хотим, чтобы мужчины восхищались нашей храбростью, нашими личными качествами и интеллектом, а не только красотой.
Услышав эти слова, Анна затрепетала. Вскоре она узнала, почему Маргарита постоянно носит траур.
– Многие называют ее Dame de Deuil, – сказала Герда однажды утром, расчесывая волосы Анне.
– Скорбящая дама? Как печально. Но почему?
– Она верна памяти мужа, герцога Савойского. Он умер девять лет назад.
Анна видела его портрет, висевший во дворце, – романтического вида молодой мужчина с лицом ангела в обрамлении длинных светлых волос. Как ужасно, наверное, в таком молодом возрасте потерять столь красивого супруга. Регентше было всего тридцать три.
В первые недели по приезде ко двору Анна с удивлением услышала, как Маргарита Австрийская свободно беседует с фрейлинами о своем прошлом.
– Вы знаете, что меня выдавали замуж три раза? – обратилась она к Анне всего через два дня после памятного разговора с Гердой. Придворные дамы шили в завешанной гобеленами гостиной, filles d’honneur сидели рядком, склонив головы над работой. – В детстве я была выдана за дофина и отвезена к французскому двору, но, когда мне исполнилось одиннадцать, для него нашли лучшую партию, и наш брак аннулировали, а меня отправили домой. Я больше злилась, чем горевала. – При воспоминании об этом Маргарита улыбнулась. – Потом меня выдали за Хуана, принца Астурийского, наследника короля Фердинанда и королевы Изабеллы Испанской. Он был молод и красив, и я была счастлива, но он умер через несколько месяцев после свадьбы, оставив меня с ребенком. – На обычно безмятежное лицо Маргариты легла тень печали. – Моя маленькая девочка умерла сразу после рождения. Пришлось оставить ее в Испании, а самой вернуться в Нидерланды.
– Мне очень жаль, мадам, – посочувствовала Анна.
– Она у Господа, – ответила регентша, и голос ее внезапно оживился. – Он покоит ее в своих руках. И я снова обрела любовь, с моим Филибертом. Он меня обожал. Я помогала ему управлять герцогством Савойским. Увы, мы прожили вместе всего два года – так мало для счастья. А потом в ужасную жару он отправился охотиться на кабана, перегрелся, выпил много кружек ледяной воды. Он умер в агонии. – Маргарита отложила шитье и устремила взгляд вдаль, словно видела мужчину, которого потеряла. – Вот почему, la petite Болейн, я поклялась больше никогда не выходить замуж. Стоит полюбить – и неминуем риск утраты. Не забывайте об этом.
Эразм Роттердамский был одним из многих гостей, которые наслаждались прославленным гостеприимством регентши. За ее столом часто сиживали художники, писатели, философы и музыканты, которым она покровительствовала. Вечера оживлялись концертами полифонической музыки, которую она любила, или гостей развлекали показом ценнейшей коллекции живописи Яна ван Эйка, полотна которого отличались исключительным богатством колорита и красотой. Анна часто присутствовала на этих экскурсиях, зачарованная изящным разговором, обменом идеями, высокой гармонией и великолепными произведениями искусства. Это был мир, который не могла нарисовать самая буйная фантазия, и как же упоительно стать его частью. По дому и семье Анна не скучала вовсе, кроме, разумеется, матери и Джорджа, который часто писал, выражая сожаления по поводу ее отсутствия.
Жизнь Анны состояла не из одних только придворных церемоний и учебы. Регентша устраивала пиры и банкеты; выступала в роли хозяйки вечеров и затевала танцы; еще она любила охотиться; предводительствовала на турнирах и явно поощряла игру в то, что называла придворной любовью.
– Это существенный аспект рыцарства, – объясняла она своим filles d’honneur. – Вы все уже в том возрасте, когда начинают искать привлекательных мужчин. Одна из причин, почему родители отправили вас к моему двору, состоит в их надеждах, что я подыщу вам хороших мужей.
Анна ощутила, как стоявших рядом фрейлин охватила дрожь, и в ее душе тоже возник восторженный трепет. В двенадцать лет, достаточно взрослая для замужества, она начала сознавать, что фигура ее расцветает, и ловить на себе восхищенные взгляды молодых мужчин, подвизавшихся при дворе регентши. Она уже осваивала искусство стрелять черными глазами, со свистом рассекать воздух юбками, чтобы они раскачивались, подчеркивая очертания бедер, и начала постигать бесконечные возможности флирта.