— Но мальчик… — выдавила она из себя в конце концов.
Бруман поспешно кивнул: конечно же он подумал и об этом. Мальчика она возьмет с собой, и он, Йон Бруман, станет о нем заботиться. Они очень быстро договорились, что Йон примет на себя ответственность за ребенка.
Она не совсем его поняла, и он стал терпеливо ей объяснять, что ему надо поговорить с ее родителями, с пастором, а потом оформить все необходимые бумаги, чтобы его назначили опекуном Рагнара.
— Мы пока совсем мало друг друга знаем, — сказал он.
Тут Ханна улыбнулась в первый раз и сказала, что ей кажется, будто они уже лет десять знакомы.
— Жизнь наша будет нелегкой, — сказал он. — Придется много работать.
— К работе мне не привыкать, да и запросы у меня невелики.
Она явно испугалась, и Бруман поспешил исправить свою оплошность:
— Еды хватит и тебе, и малышу.
Ханна улыбнулась еще раз, вспомнив слышанную в детстве поговорку — в доме мельника никогда не бывает хлеба. Но улыбка быстро угасла, когда Ханна посмотрела на разбитые мостки и вспомнила, как погиб прежний мельник: он вышел на мостки, доска под ним подломилась, и он упал прямо в водопад.
Вскоре вернулась Анна и заговорила о том, что все дело надо сохранить в тайне. Ни одна душа не должна ничего знать до оглашения обручения в церкви. Сперва следует выправить все бумаги об опекунстве, и чтобы люкканские Эрикссоны не вступились за Рикарда и не сохранили его отцовства.
— Тебе надо как можно скорее переговорить с Августом, этот человек умеет молчать, — заключила Анна.
Ханна вернулась домой в сумерках с грызущим чувством, что на нее свалилось слишком многое. Она станет матерью и хозяйкой в таком же большом доме, как в Люккане. Мальчик обретет отца, как обещал Бруман. Конец стыду и позору, думала Ханна. Кончатся разговоры об ублюдке и потаскухе.
Но это слишком, сказала она себе. Счастье, свалившееся на нее, было избыточным, она не заслужила его. Но, подумав, Ханна сладко потянулась, тряхнула головой и подумала, что уже давно за него расплатилась.
— Это справедливо, — произнесла она вслух и подумала: «Никогда не верила, что Бог может быть таким справедливым».
Ей будет не хватать мебели, которой нет в доме мельника, полотенец и многого другого, что имелось у нее здесь. К тому же она как-то не подумала о мужчине, с которым отныне будет делить жизнь и постель.
Придя в родительский дом забрать сына, она боялась, что не выдержит и все расскажет — удивительная тайна просто взорвет ее изнутри. Но нет, ей надо было спешить назад, в преисподнюю люкканской усадьбы.
Ханне было легче скрывать свою радость, пока она застилала тюфячок, укладывала и баюкала сыночка, отодвинув на задворки сознания чувство торжества.
«Черт, — шептала она в исступлении, — черт, как же это будет здорово, когда я смогу рассмеяться в лицо всем этим чванливым свиньям и сказать им все, что о них думаю».
Потом она испугалась и принялась просить милосердного Бога, чтобы простил ей эти злые мысли.
Засыпая, она думала о букетике цветов. Она никогда не видела мужчин, да, впрочем, никогда и не слышала о таких мужчинах, которые собирают в лесу цветы и ставят их в горшок. Это странно, но очень нежно — это она поняла. Хватит и того, что она увидела цветы на столе Йона Брумана — по крайней мере летом.
Ночью ей снились пеларгонии, цветы в горшках. Она видела такие цветы один раз в жизни — на окне пасторского дома.
Несколько дней спустя по округе разнесся слух о том, что мельник уехал домой, в Вермлан, решив не восстанавливать старую мельницу на Норвежских порогах.
Это ложь, подумала Ханна.
Но прошла неделя, а от Йона Брумана не было вестей. Впервые в жизни Ханна впала в отчаяние. Это было тяжелее всякого стыда, и она поняла, что именно надежда делает человека уязвимым. Нельзя надеяться и верить в божественную справедливость.
— Вставай скорее! — прикрикнула на нее Ловиса. — Что сидишь как привидение? Если заболела, то отправляйся домой к матери.
Но Ханна не могла уйти в темноту с ребенком. Осень в этом году пришла рано, сильный ветер срывал сухие листья с ветвей, и сейчас, в раннее воскресное утро, они хрустели под ногами, пока Ханна шла к коровнику на дойку. Там, в темноте, ее ждал Август.
— Святой отец, — удивленно произнесла Ханна, — что вы здесь делаете в такую рань?
Пастор прижал палец к губам и указал рукой на дом.
— Они спят, — прошептала Ханна.
Тут она узнала, что Йон Бруман побывал у пастора в понедельник, договорился о венчании и попросил пойти к Ханне с предложением. Помимо того, они поговорили о церковных документах на мальчика.