Анна вспомнила свою домашнюю кошку, красивое животное, которое временами, пробуждаясь ото сна, принималась царапаться и шипеть. Она устыдилась своей мысли, но Мерта не заметила ее смущения.
— Учитывая общее тяжелое состояние Юханны, мы не хотим давать ей успокоительные лекарства. Я даже думаю, что ей нужны эти сновидения.
— Нужны?..
Сестра Мерта не обратила внимания на удивление, прозвучавшее в неоконченной фразе Анны, и продолжила:
— Мы хотим перевести ее в отдельную палату. Сейчас она уже стала доставлять неудобства остальным пациенткам.
— В отдельную палату? Это возможно?
— Мы ждем, когда уйдет Эмиль из седьмой палаты, — ответила медсестра и опустила глаза.
Только отъехав от стоянки больницы, дочь Юханны поняла смысл слов, сказанных об Эмиле, старом пасторе-баптисте, чьи проповеди Анна слушала много лет. Сегодня она не задумалась о том, почему в его палате так тихо. Много лет слушала она его песни о жизни в тени смерти и о Господе, ожидающем нас на Страшном суде.
Тайная, сокровенная жизнь Юханны была строго расписана по часам. Начиналась она в третьем часу ночи и заканчивалась с рассветом, в пять часов.
Эта жизнь была насыщена образами, цветами, запахами и голосами. Слышала она и другие звуки. Шумели речные пороги, ветер пел свою нескончаемую песнь в листве кленов, а лес радовался птичьим трелям.
Сегодня ночью все ее образы дрожали от напряжения. Сейчас лето, солнце встает рано, и в его косых лучах деревья отбрасывают длинные тени.
— Черт возьми, ума у тебя нет! — кричит удивительно знакомый голос. Это отец. Он злится, лицо его побагровело, и Юханне становится страшно. Она протягивает руки, бьет отца по ноге, он наклоняется, поднимает ее над головой и говорит: — Не верь ему, девочка.
Старший брат стоит здесь же, в комнате. Как он красив в куртке с блестящими пуговицами и в высоких сапогах. Он тоже кричит:
— Вам надо схорониться в пещере, всем, и тем тоже! Уже завтра они могут быть здесь!
Раздается еще один голос, спокойный и рассудительный:
— Послушай меня, парень. Неужели нас застрелят Аксель и Уле из Мосса и сынишка Астрид из Фредриксхалла?
— Убежден в этом.
— Я думаю, что ты спятил, — произносит тот же голос, но без прежней уверенности.
Отец в упор смотрит на солдата, взгляды их скрещиваются, как сабли, и старик отворачивается, не выдерживая серьезного взгляда юных глаз.
— Поступай как знаешь.
Картины становятся живее, звуки громче. Раздается топот ног, носят что-то тяжелое. Кто-то опустошает погреб. Выносят бочки с солониной, селедкой, ларь с картошкой, горшки с морошкой, кадки с маслом, сухари — все поднимают по лестнице и переносят вниз, в лодку. Мешки, набитые одеялами и одеждой, — все, что было в доме, перенесли по крутому склону к озеру. Она видит, как ее братья гребут тяжелыми веслами — с усилием вперед, легко назад.
— Керосиновые лампы! — кричит мать, бегущая в дом.
Но солдат останавливает ее и кричит:
— Лампы я уже вынес!
Ребенок смотрит на происходящее расширенными от страха глазами. Но кто-то сует ей в руку леденец.
Картина снова меняется, день клонится к вечеру. Она сидит у отца на плечах, и он несет ее, как часто делал это по вечерам, вверх по склону, к горному озеру. Все вокруг выглядит таинственным и неотвратимым, совсем не таким, каким должно выглядеть озеро с его светом и синим сиянием. Больше всего тишину темного озера нарушают мельницы, расположенные выше, и гребцам приходится напрягать все силы, чтобы не врезаться в плотину.
Отец, как и каждый вечер, внимательно рассматривает шлюз.
— Северное течение, — говорит он, и она слышит, какой подавленный у него голос. — Запомни, Юханна, вода, дающая нам хлеб, течет из Норвегии. Вода, — говорит он, — умнее людей, она плюет на границы.
Он сильно зол. Но Юханне нечего бояться, пока она сидит у него на плечах.
Смеркается. Отец, тяжело дыша, с трудом снимает с плеч Юханну — они подошли к склону. Отец направляется к мельнице, возится с замком. Юханна слышит, как он, вполголоса ругаясь, начинает спускаться вниз, к лодке. В пещере уже тихо, братья уснули, только мама ворочается на жестком ложе.
Девочке разрешают спать у отца на плече. Она прижимается к отцу. В пещере холодно.
Потом возникают новые картины. Теперь она уже больше. Она видит это по размеру своих следов, прыгая у входа в пещеру. Она обута в деревянные башмачки — на склоне очень скользко.
— Папа, — кричит она, — папа!
Но он не отвечает. Наступила осень, темнеть стало рано. Юханна видит свет в пещере, и ее это почему-то пугает. Из пещеры раздается чей-то громкий возглас. Это Рудольф. Он видит, как она испугана, а она замечает, что они оба шатаются — и он, и отец.