В день традиционного пикника воскресной школы, который раз в году настигает несчастных детей, я не смог поехать с ними. В ту субботу мне пришлось отработать несколько часов сверхурочно. Я еще умудрился вовремя привезти детей в назначенное место и даже подождать с ними, пока подъедет шарабан.
— Жалко, что ты не можешь поехать, Финн, — сказала Милли. — Не волнуйся, нас вполне достаточно, чтобы присмотреть за этой оравой.
После работы я решил зайти к старому Джону. Мне нравилось проводить у него время, а кроме того, он по-настоящему радовался, когда я вдруг приходил.
— Рад вас видеть, молодой Финн. Вы один?
— Анна отправилась на море с ребятами из воскресной школы.
Мы поболтали о том о сем, выпили несколько пинт, съели несколько сэндвичей, и разговор неизбежно свернул на Анну.
— Никогда невозможно сказать, Финн, дразнится она или нет.
— Я понимаю, о чем вы говорите. Не стану утверждать, будто все, что она говорит, имеет смысл, — вовсе нет. Но все равно, Джон, не стоит полностью сбрасывать все это со счетов.
— Вот именно. Она так часто перемешивает предмет разговора со всякими посторонними вещами, что я далеко не всегда понимаю, о чем вообще речь.
— Где-то я это уже слышал, — пробормотал я.
— И тем не менее, Финн, невзирая на то что мы с вами могли бы счесть полной неразберихой, она умудряется рисовать крайне захватывающие картины, которые я не променял бы ни на что другое.
— Не беспокойтесь, Джон, она и не позволит вам ни на что их променять.
— Вам известны мои взгляды на религиозные вопросы?
— Да, слышал кое-что.
— Больше всего меня удивляет ее отношение к ее драгоценному мистеру Богу. Разумеется, Финн, меня совершенно не касается, верит кто-то в бога или нет. Если это приносит ему утешение…
— Не утешение, Джон, — сказал я. — Это было бы слишком легко. Радость. И вот это уже трудно.
— Я как раз собирался сказать, Финн, что она, кажется, знает своего бога так хорошо, что… — Он долго молчал, а потом продолжил: —…что я уже не могу отделить одно от другого. Это ужасно странно, Финн.
— Что именно?
— Тот факт, что чем меньше мы знаем человека, тем больше между нами разница, и наоборот, чем лучше мы с ним знакомы, тем более похожими кажемся.
— Интересная мысль, Джон. Наверное, если бы мистер Бог понимал, насколько они с Анной похожи, то мог бы быть и чуточку повеселее.
— Если бы я ходил в церковь, Финн, я бы сказал, что вы кощунствуете. Но я не хожу и потому ограничусь заявлением, что вы крайне несерьезны. Вы когда-нибудь задумывались, почему я выделил вас из массы остальных учеников тогда, много лет назад?
— Нет, но мне всегда было интересно, почему именно на меня сыпались все ваши тумаки?
— Ах вот вы о чем! Да бросьте, вам же ни разу не было больно. Я выделил вас из толпы, потому что вы чрезвычайно живо напоминали мне меня самого, когда я был в соответствующем возрасте.
— Чем же это?
— Самоуверенностью! Проклятой самоуверенностью! Быть может, все дело в том, что мы слишком скоро повзрослели. Знаете ли, Финн, принимая во внимание то, что я вам сказал пару минут назад, вы временами начинаете говорить в точности, как Анна. Боже, какие ужасные перспективы, мой юный друг!
— Какие перспективы? — заинтересовался я.
— В одно и то же время внутри вас уживаемся мы оба — я и Анна! Неудивительно, что время от времени вы не знаете, кто вы и где находитесь. Никаких обид, дорогой Финн, никаких обид. Не волнуйтесь! Кажется, ваши внутренние мы прекрасно уживаемся между собой.