— Который с закрытыми глазами?
— ЧЕГО?
Он думает, что я встречаюсь с парнем а-ля Геркулес?
Геркулес — помощник управляющего. Он на десять лет меня старше, и, да, это его настоящее имя. Но он весьма мил, настоящий гуру японских ужастиков, и забирает волосы в конский хвост.
Конский хвост.
— Анна, я шучу. Этот. С бакенбардами. — Он указывает на Тофа, причину, по которой я так люблю эту фотографию. Наши головы повёрнуты друг другу, и мы заговорщески улыбаемся, как будто разделили личную шутку.
— О. М-м-м... нет. Не совсем. То есть, Тоф почти мой парень. Я уехала прежде... — затихаю от смущения, — прежде чем начались серьёзные отношения.
Сент-Клер не отвечает. После неловкого молчания он прячет руки в карманы и раскачивается на пятках.
— Предусмотрели всё.
— Что?
Я поражена.
— Ту пурвар.
Он указывает подбородком на подушку на моей кровати. Слова вышиты над изображением единорога. Это подарок моих бабушки и дедушки, девиз и герб клана Олифант. Давным-давно мой дедушка переехал в Америку, чтобы жениться на бабушке, но он все ещё предан Шотландии. Он всегда покупает нам с Шонни вещи в цвете фамильного пледа (сине-зелёный фон с чёрными и белыми линиями). Например, моё покрывало.
— Да, я знаю, что это значит. Но откуда ты узнал?
— Ту пурвар. Это на французском.
Превосходно. Девиз клана Олифант, который сверлил мою голову с самого младенчества, оказывается, написан на ФРАНЦУЗСКОМ, а я даже не знала. Спасибо, дедушка. Как будто я уже не похожа на идиотку. Но откуда мне знать, что шотландский девиз будет на французском? Я думала, шотландцы ненавидели Францию. Или это были англичане?
Блин, не знаю. Я всегда считала, что он на латыни или другом мёртвом языке.
— Твой брат?
Сент-Клер указывает на единственную фотографию, которую я повесила над кроватью. Шонни улыбается на камеру и указывает на одну из черепах, которые тянут шею и угрожают оттяпать палец. Мама проводит исследование на тему репродуктивных привычек каймановых черепах и посещает их выводок на реке Чаттахучи несколько раз в месяц. Мой брат любит ходить с нею, в то время как я предпочитаю безопасность нашего дома. Каймановые черепахи — противные.
— Да. Это Шон.
— Маленький ирландец в семье с шотландскими одеялами.
Я улыбаюсь.
— Это больная тема. Мама влюбилась в имя, но дедушка — отец моего отца — фактически хватил Кондратия, когда он услышал эту новость. Он-то болел за Малкольма, Эвана или Дугала.
Сент-Клер смеётся.
— Сколько ему?
— Семь. Уже во втором.
— У вас большая разница в возрасте.
— Либо он был ребёнком по залёту, либо последней попыткой спасти брак. Мне никогда не хватало дерзости спросить, что именно.
Ничего себе. Не могу поверить, что вот так это выболтала.
Сент-Клер садится на край кровати.
— Твои родители разведены?
Я зависаю над стулом, потому что не могу сесть рядом с Сент-Клером на кровати. Возможно, когда я привыкну к его присутствию, то смогу совершить «подвиг». Но не сейчас.
— Да. Папа ушёл через шесть месяцев после рождения Шона.
— Мне жаль. — И я могу судить, что это действительно так. — Мои живут раздельно.
Дрожу и прячу ладони под мышками.
— Тогда мне тоже жаль. Такое врагу не пожелаешь.
— Всё нормально. Мой отец — ублюдок.
— Мой тоже. То есть, очевидно, что это так, если он бросил нас, когда Шонни был ещё младенцем. А он бросил. Также по его вине я застряла здесь. В Париже.
— Я знаю.
Откуда?
— Мер сказала. Но гарантирую, мой отец куда хуже. К сожалению, он в Париже, в то время как мама одна, за тысячу миль отсюда.
— Твой папа живёт здесь?
Я удивлена. Знаю, что его папа француз, но не могу представить, чтобы родитель отправил своё чадо в школу-интернат, когда они живут в одном городе. Это бессмысленно.
— Он владеет картинной галереей в городе и ещё одной в Лондоне. Всё своё время он тратит на них.
— Как часто ты его видишь?
— Никогда, да и я сам стараюсь с ним не встречаться.
Сент-Клер становится угрюмым, и тут до меня доходит, что я понятия не имею, зачем он пришёл, так что я прямо спрашиваю его об этом.
— Я разве не сказал? — выпрямляется он. — О! Ясно. Я прекрасно понимаю, что если кто-нибудь не придёт и фактически не вытащит тебя отсюда, ты сама на улицу никогда не выйдешь. Так что мы идём гулять.
В животе взбалтывается странная смесь бабочек и пузырьков.
— Сегодня?
— Сегодня.
— Ясно. — Я делаю паузу. — А Элли?
Сент-Клер падает на кровать.
— Планы сорвались, — отвечает он, так неопределённо жестикулируя рукой, что я не решаюсь расспрашивать дальше.
Указываю на пижаму.
— Я не одета.
— Да ладно, Анна. Неужели ты снова хочешь проходить через старое?
Одариваю его подозрительным взглядом, и мне в голову прилетает подушка с единорогом. Кидаю её обратно, и Сент-Клер усмехается, спрыгивает с кровати и бьёт с полной силой. Я пытаюсь схватить её, но безуспешно. Достав меня ещё два раза, Сент-Клер позволяет отобрать «оружие». Он сгибается пополам от смеха, и я бью его по спине. Он пытается отобрать подушку, но я не сдаюсь, и мы тянем её на себя, пока он не отпускает. Я падаю на кровать. Голова кружится, на лице выступил пот.
Сент-Клер плюхается около меня, едва переводя дух. Он лежит настолько близко, что его волосы щекочут мою щёку. Наши ладони почти соприкасаются. Почти. Я пытаюсь выдохнуть, но больше не знаю, как дышать. И затем я вспоминаю, что не надела лифчик…и во мне просыпается параноик.
— Хорошо, — задыхается Сент-Клер. — Вот — вздох, вздох — план.
Я не хочу испытывать к нему чувств. Не желаю всё усложнять. Я хочу быть ему лишь другом, а не ещё одной глупой девчонкой и питать несбыточные надежды. Заставляю себя встать. Мои волосы торчат во все стороны после боя, так что я беру резинку с комода, чтобы убрать их в хвост.
— Надень нормальные штаны. И я покажу тебе Париж.
— Вот так? Таков план?
— Типа того.
— Ничего себе. «Типа того». До чего мы докатились.
Сент-Клер бурчит и бросает в меня подушку. Раздаётся телефонный звонок. Наверное, мама; на этой неделе она звонила каждый вечер. Я хватаю сотовый со стола и собираюсь сбросить звонок, как высвечивается имя. Сердце останавливается.
Тоф.
— Надеюсь, ты не забываешь носить берет, — приветствует меня Тоф.
Я уже смеюсь. Он позвонил! Тоф позвонил!
— Ещё нет. — Я меряю шагами свою комнатушку. — Если хочешь, я и тебе привезу. Вышьешь инициалы и будешь носить вместо бейджа.
— Введу берет в моду, — с усмешкой в голосе произносит он.
— Берет никто не может ввести в моду. Даже ты.
Сент-Клер всё ещё лежит на моей кровати. Он подпёр голову рукой, чтобы наблюдать за мной. Я улыбаюсь и указываю на картинку в ноутбуке. «Тоф» беззвучно произношу я.
Сент-Клер качает головой.
«Бакенбарды».
Ах, он беззвучно шепчет мне в ответ.
— Вчера приходила твоя сестра.
Тоф всегда говорит о Бридж как о моей сестре. Мы одного роста и стройного телосложения, и волосы у нас длинные, прямые как палки, только Бридж блондинка, а я русая. И так как мы всегда вместе, то говорим одинаково. Хотя Бридж использует слова подлиннее. И её ладони огрубели от игры на барабанах. И у меня щёлочка между зубами, а у неё скобы. Другими словами, она похожа на меня, но симпатичнее, умнее и талантливее.
— Я не знал, что она барабанщица, — удивляется Тоф. — А она хороша?
— Лучшая в своём деле.
— Ты так говоришь, потому что она твоя подруга, или она действительно ничего?
— Она лучшая, — повторяю я и краем глаза отмечаю, что Сент-Клер разглядывает часы на комоде.