Жемчуг, доставшийся Анне, был не особенно ровный, но отливал на солнце перламутром, янтарные же бусины были прозрачны, как капли дорогого золотого вина из отцовского погреба. А самыми приятными на ощупь оказался сердолик – бусины разного цвета от тёмно-красного, почти коричневого, до прозрачного золотисто-белого, с полосками, прожилками, вкраплениями – но все ровные, изумительно гладкие, и если хотя бы мгновение подержать их в ладони – становились тёплыми на ощупь. Их хотелось пришить вот прямо везде, но Анна сдержалась. Жемчуг – статусный камень, начинаем с него, остальное потом. А сердолики вплетём в узор, а потом вот ещё хорошее место – на рукавах, укрепить разрезы. Вместо серебряных пуговичек – их всё равно нет.
А хорошая песня только помогает и придумывать, и пришивать. Как и золотая игла.
Анна не замечала часов, стало совсем темно – она зажгла свечи и вздрогнула от испуга, когда дверь со скрипом отворилась и на пороге появилась бабушка.
– Анна, дитя, ты в порядке? Ты здорова?
Что это с бабушкой? Почему она не ругается, ведь, судя по всему, Анна пропустила всё, что только можно – и ужин, и вечерние молитвы, и ещё что-нибудь.
– Да, бабушка, я здорова. Со мной всё в порядке. Вы дозволили мне удалиться и шить, я удалилась и шью.
– Ты пугаешь меня, дитя. Ты никогда не пропускала вечернюю трапезу!
Это правда, Анна всегда отличалась от сестёр хорошим аппетитом.
– Бабушка, я увлеклась, – опустила глаза Анна.
– Ну-ка, покажи, чем это ты увлеклась? – строго спросила бабушка и подошла к столу.
Анна поняла, что придётся признаться, и отступила.
– Вот, посмотрите.
Бабушка посмотрела на стол, на Анну, ещё раз на стол… потом села и тяжело оперлась на столешницу.
– Ты где это взяла, признавайся? – а сама бледная-бледная.
Интересно, что она подумала? Уж явно не то, что Анна пошла молиться, и ей Господь дал всё, что она попросила. И не то, что было на самом деле.
– Бабушка, я ни с кем не спала и никого не грабила.
– Понимаю, – кивнула она. – Откуда тогда?
Понемногу к бабушке возвращался её обычный грозный вид.
– Видите шкатулку? Я получила её в честном бою, – Анна решила подурачиться. Такое у неё было сейчас настроение – море по колено.
– Что? – нахмурилась бабушка.
– Я доблестно сражалась с полчищем огромных пауков в недрах чердака, они были мохнаты и злы, и угрожающе шевелили лапами, и каждый норовил укусить меня за ногу, но я победила их при помощи ведра воды и моего верного веника! И мне достался ценный приз – шкатулка, которую они охраняли не одно десятилетие! – Анна взяла со стола старый ящичек и с поклоном подала его бабушке.
– Что? Шкатулка моей матери? – бабушка взяла её и открыла. – Да, я помню эту брошь, и эти серьги… а вот в этом кольце была недурная жемчужина, она потерялась, к сожалению…
– Это шкатулка леди Элеанор, моей прабабушки? – восхитилась Анна.
– Точно. Никто уже и не помнил о ней. Пришивай, деточка, всё правильно, – бабушка вернула шкатулку Анне. – Всё равно этот олух, твой отец, не может тебя как надо ни одеть, ни украсить, дай-то бог, чтобы хотя бы муж у тебя оказался неглупый и не скупой! А если Кэтрин тебе хоть слово скажет – так не её это драгоценности, а мои, если уж на то пошло, и я отдаю их тебе.
– Спасибо, бабушка, – Анна так обрадовалась разрешению сомнительной ситуации, что обняла бабушку и расцеловала.
Потом опомнилась и поцеловала руку.
– А сейчас ступай спать, ясно? – сказала старая леди.
– Да, бабушка, – Анна закрепила нитку, задула свечи и пошла за ней в спальню.
* * *
У Анны получилось самое лучшее платье на всём белом свете. Нет, иная дама непременно бы наморщила нос – и камней маловато, и вышивки, и ткань самая простая. Но в столицу её никто не везёт, ко двору представлять не собираются, ей в замке зимовать, здесь снег и холодно, поэтому и камней достаточно, и о лишней паре тёплых чулок не забыть бы.
Следом за лифом пришла очередь чепца. Сверху Анна сделала его чёрным, а изнутри белым, с изящным полукруглым хвостом, который надо лбом приколола драгоценной булавкой из той же шкатулки.