А вот еще один фейерверк. Он был устроен, точнее — сожжен, на льду Невы против Зимнего дворца 5 января 1736 года. Фейерверк был подокжен «при пущении великого множества ракет, лусткугелей и прочих огней к особливому удовольствию Ея императорского величества и при радостном восклицании народа благополучно представлен был». Что же представлял собой театр фейерверка — огромная рама с пиротехническими приспособлениями? Там была изображена «Россия в женском образе, стоящая на коленях пред Ея императорским величеством, которая освещалась сходящим с небес на Ея императорское величество и от Ея императорского величества возвращающимся сиянием, с сею надписью: «Блажены нам тобою лета». Напротив дворца была видна «украшенная многими тысячами фонарей разных цветов галерея, имеющая в средине храм Янусов, а на крепости (Петропавловской. — Е. А.) и Адмиралтействе находилась такожде изрядная иллуминация». Кроме этого иллюминировали Академию наук и другие здания, как писали в газете, «для смотрения достойный вид имели».
Апофеозом зимних публичных утех анненского царствования стало строительство напротив Зимнего дворца знаменитого Ледяного дома в феврале 1740 года. Он был сооружен к шутовской свадьбе императрицына шута князя Михаила Голицына-Квасника и калмычки Авдотьи Бужениновой. Делали его архитекторы П. Еропкин и И. Бланк при участии академика Крафта, оставившего подробное описание дивного и странного сооружения. Склонность людей XVIII века к «куриозам» нашла здесь свое крайнее выражение. Анне мало было потешной свадьбы, маскарадного шествия по улицам столицы, на которое свезли со всей страны «инородцев» в национальных одеждах. Она распорядилась построить роскошный ледяной дворец для новобрачных. Он, как и все сооружения вокруг него, отвечал главному принципу, создававшему феномен «куриоза», делавшему его удивительным и забавным: на первый взгляд — реальные вещи, живые существа, а при внимательном рассмотрении — муляжи, обманки, чучела и «восковые персоны». В данном случае — не восковые, а ледяные. По фасаду на крыше стояли ледяные статуи, над входом возвышался «преизрядный фронтишпиц, в разных местах статуями украшеный». Возле дворца виднелись ледяные кусты с ледяными ветвями, на которых сидели ледяные птицы. Народ толпился и возле ледяного слона в натуральную величину, который трубил как живой (внутри конструкции сидел трубач) и выбрасывал из хобота воду, а ночью — горящую нефть. Во дворе, как полагается, была устроена «ледяная баня со всеми принадлежностьми, а именно с печью, каменкою и с прочею к мыльне принадлежащей посудою, все изо льда».
Но все же больше всего потрясал «смотрителей» сам Ледяной дом: через окна, застекленные тончайшими льдинками, можно было видеть роскошные покои, стены, мебель, зеркала. На ледяном столе стояли ледяные стаканы, блюда, лежали игральные карты, «к столу примороженныя». Тут же стояли «столовые часы с колесами и с прочими в подлинных часах находящимися вещьми». Все это было сделано изо льда, выкрашенного в естественные для всех этих предметов цвета. В «уютной» ледяной спаленке стояла «кровать с постелею, все изо льда» со всеми принадлежностями (одеялом, подушками, колпаком и чепцом, а также мужскими и женскими ночными туфлями). В эту постель, с соблюдением всех свадебных церемоний, уложили привезенных в клетке новобрачных. Там они и провели ночь под надежной гвардейской охраной. А перед этим по улицам Петербурга гуляла потешная свадьба, медленно двигалась торжественная процессия насильно присланных «представителей» всех народов России от ненцев и эскимосов Севера до украинцев Юга. Последние ехали в «потешных» санях с тысячами колокольчиков и под звуки рожковой музыки, в сопровождении ладных певучих мужиков и баб, которых долго отбирали в России и Украине как «умеющих плясать и собою негнусных».
Несчастный, битый Василий Кириллович Тредиаковский читал приветственную оду:
Под эти вымученные в холодной Артемия Волынского стихи гости «изрядно шумствовали» в манеже Курляндского герцога.
Если празднества приходились на лето, то на водном пространстве перед дворцом для фейерверков и огненных «картин» ставили на якоря большие плоты и барки. Все торжества непременно завершались праздничным фейерверком и салютом грандиозных масштабов. И если путешественник в это время прибывал в город на корабле — а именно в 30-е годы XVIII века порт был перенесен с Выборгской стороны на оконечность (Стрелку) Васильевского острова, — то еще издали по оглушающему грохоту салюта и редкой красочности фейерверка в бледном полуночном небе Петербурга он мог понять, что перед ним — столица великой, могущественной империи…
Глава 7. В недружной семье европейских и азиатских народов
* * *
Приход Анны Иоанновны к власти был воспринят в европейских столицах ведущих стран как факт несомненной политической стабилизации в России. Теперь все ждали оживления усилий Российской империи на внешнеполитической арене. Поэтому вопрос о сохранении или разрыве новым правительством заключенных ранее международных соглашений в первые месяцы царствования Анны оставался для западных наблюдателей самым важным. Кто станет главным партнером и союзником России — Австрия или Франция, Англия или Пруссия? Об этом думали многие дипломаты. Австрийский император Карл VI, заинтересованный в сохранении договора 1726 года, сразу же показал новой государыне свои добрые намерения — летом 1730 года безвестный ранее Э. И. Бирон стал имперским графом. Опытные австрийские дипломаты прекрасно понимали, что путь, к сердцу императрицы пролегает через грудь ее фаворита, и поспешили украсить ее усыпанным бриллиантами портретом Карла VI. Но не дремала и французская дипломатия, умело боровшаяся с австрийским влиянием в Петербурге и использовавшая для этого разногласия придворных группировок. Главной целью французского поверенного в России Маньяна было устранение А. И. Остермана — основателя и ярого приверженца русско-австрийского альянса. Француз делал ставку на Миниха — принципиального противника имперцев. Как известно, в 1730–1732 годах влияние Миниха, благодаря поддержке Бирона, постоянно возрастало, и Маньян вел с Минихом активные переговоры о заключении русско-французского союзного договора, что должно было привести к разрыву русско-австрийского союза 1726 года. На какое-то время усилиями Бирона и Миниха Остерман был исключен из этих переговоров, и во второй половине 1732 года Маньян был почти уверен в успешном завершении начатого им дела. Австрийцы, в свою очередь, понимали опасность отрыва России от союза. Летом 1732 года Миних доверительно сообщил Маньяну, что Карл VI направил Анне специальное послание, содержавшее «выражения настолько сильные, что они превосходили все вероятие: император заявляет в письме, что не только он никогда не отступит от обязательств, данных царице, но питает еще сильнейшее желание распространить полезное применение своего союза на все, что только может интересовать здешнюю государыню».