«Дело о разводе» было для адвоката старым, истертым, похожим на изъеденное молью сукно. Странно было только то, что сам Каренин этого не понимал. И вдруг откуда-то и в самом деле выпархивает моль — чудная подробность сцены у адвоката. «Над столом пролетела моль. Адвокат с быстротой, которой нельзя было ожидать от него, рознял руки, поймал моль и опять принял прежнее положение». Этот жест адвоката неприятно поразил Каренина. Он почувствовал себя «пойманным» и покинул приемную адвоката, отложив решение о возбуждении дела о разводе и смутно приблизившись к той мысли, которая выражена в народной поговорке: «Не судись…» Для Каренина это была совершенно новая мысль, которая ставила его в тупик и лишала опоры.
Но какая-то опора все же была ему нужна. И он нашел ее в том же пиетизме, в слепой покорности судьбе, так что иногда чувствовал себя быком, склоняющим свою голову под обух. Руководительницей его на этом новом пути стала графиня Лидия Ивановна, которая, в отличие от мадам Шталь, уже не затрудняла себя перепиской с церковными деятелями всех вероисповеданий, а перешла к общению с духами посредством спиритизма.
Именно она пригласила Каренина на один из таких спиритических сеансов, где медиум Ландо пробормотал какие-то невнятные слова, которые и решили участь Анны. Тонкая и глубокая мысль Толстого состоит в том, что и такой строгий рационалист, каким был Каренин, в состоянии глубокого духовного упадка подпадает под влияние шарлатанского мистицизма и позволяет самым нелепым образом дурачить себя. Он «не мог ничего сам решать, не знал сам, чего он хотел теперь, и, отдавшись в руки тех, которые с таким удовольствием занимались его делами, на все отвечал согласием».
Упадок силы и влияния Каренина проявляется в странном и деспотичном, опирающемся на мистику, вторжении в его жизнь какой-то чуждой «женской власти». Лидия Ивановна становится его злым демоном. Когда-то в молодости она была покинута своим мужем. И теперь ей представился случай вознаградить себя за прежние обиды, жестоко отомстить Анне, которая уж перед ней-то ни в чем не была виновата. В своем праве наказывать людей Лидия Ивановна нисколько не сомневается.
Лидия Ивановна гордилась тем, что «потрудилась в доме Каренина». А труд ее состоял в том, что она отказала Анне в свидании с сыном, а Сереже сообщила, что его мать умерла. Анна была оскорблена ее письмом, а Сережа испытал еще одно горе и должен был дважды пережить смерть своей матери. И самое близкое участие в делах Каренина таких чужих для него людей, как петербургский адвокат и графиня Лидия Ивановна, было закономерным следствием и завершением его безысходного одиночества.
Психологическая соотнесенность характеров в романе «Анна Каренина» имеет множество вариантов. Уж на что, казалось бы, Облонский был барин в присутственном месте, настоящий аристократ в столоначальниках, но, оказывается, у него в подчинении был еще больший барин, чем он сам. И Облонский шаржированно отражается в облике своего подчиненного.
Разговаривая с Облонским, Левин все время поглядывает на Гриневича. Его поражает элегантность этого чиновника, в особенности его руки «с такими длинными желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали все его внимание и не давали ему свободы мысли». Ведь и у Облонского есть некоторая несвобода мысли от избытка элегантности и аристократизма.
Таков был Облонский в городе. И в деревне он остается таким же. Вместо Гриневича рядом с ним появляется Васенька Весловский, в шотландском костюме, с французскими фразами, «петербургско-московский блестящий молодой человек». И Облонский-то выглядит в деревне странно, а Весловский уж совершенно экзотическая фигура! Он чудесно дополняет Облонского и даже отчасти объясняет его.
Облонский, в сущности, единственный герой романа, который отлично чувствует себя и в городе и в деревне. Хотя ни там, ни здесь он ни к чему не годен. Столоначальник из него такой же, как помещик-землевладелец. Но он как-то приспособился к своему незаконному положению и не теряет равновесия духа. Никаких перемен ему не хочется, и ничего он не ищет, кроме удовольствия.
«Ты не устал, Стива?» — спрашивает его Левин. «Я устал? — отвечает Облонский. — Никогда еще не уставал». Во всяком положении он как-то находит место и время для роскошного благодушествования. И когда Весловский говорит ему после охоты на бекасов: «Пойдемте погуляем! Ведь не заснем…» — Облонский, потягиваясь на свежем сене, говорит в ответ: «Как бы это и лежать и пойти. Лежать отлично!»