Выбрать главу

Может такое быть? Честно говоря, мне крайне трудно поверить, что вы, здравый человек, способны на такое странное поведение. В конце концов, даже если совесть и преследует вас каждые десять секунд, то все равно это не в природе человека - не успев продышаться наслажденьем, в ту же секунду переключиться на раскаянье, да еще озвучив ее на полную громкость! В конце концов, против физиологии не попрешь, а она сейчас требует расслабления: невозможно испытывать муки совести и оргазм одновременно. И, в конце концов, ваш партнер ни в чем не виноват. В конце концов, вы сами поехали к нему и вам же самой только что, секунду назад, были так приятны его прикосновенья. Так стоит ли портить другому человеку настроение в такие особенные мгновенья? В конце концов, несколько минут совесть может и потерпеть. Да и вообще в эти несколько минут после оргазма совесть должна пребывать в естественной отключке.

Конечно. Именно так вы себе и скажете. Если, конечно, вы не манипулятор и своим поведением не преследуете совсем иную цель, - о которой ваш любимый даже и понятия не имеет...

А теперь посмотрим, что в подобной ситуации происходит у Вронского с Анной. А происходит что-то странное. Не успела на Вронском высохнуть даже первая капля пота удовлетворенного желания, как Анна - вместо того чтобы хотя бы по-человечески улыбнуться ему (а уж потом рыдать и страдать) - немедленно устраивает ему дикую - дичайшую! - сцену с мучительными стенаньями про стыд и позор.

Такое впечатление, что она как будто нарочно ждала этого момента, чтобы напрочь изгадить всю радость Вронского от того, что вот уже год составляло "одно желание его жизни": она рыдает, ее голова опущена, она сидит согнувшись, и весь ее вид ужасен настолько, что Вронский стоит над ней - бледный, "с дрожащею нижнею челюстью", и умоляет ее "успокоиться, сам не зная, в чем и чем". И чем больше он ее уговаривает и трясется над ней, тем больше она угнетается и наконец прямо-таки падает с дивана на пол к его ногам. И весь ее вид при этом говорит Вронскому, как ей отвратительно даже само воспоминание об этом половом акте и какою преступной и униженной в связи с ним она себя чувствует.

И Вронский - честный неискушенный Вронский - глядя на все эти фантасмагорические страдания, начинает в ответ чувствовать себя буквально убийцей. "И с озлоблением, как будто со страстью, бросается убийца на это тело, и тащит, и режет его; так и он покрывал поцелуями ее лицо и плечи".

И она целует его в ответ, как своего сообщника, а потом прячет лицо. А потом, как бы с трудом пересилив стыд, она встает:

"- Все кончено, - сказала она. - У меня ничего нет, кроме тебя. Помни это.

- Я не могу не помнить того, что есть моя жизнь. За минуту этого счастья...

- Какое счастье! - с отвращением и ужасом сказала она..."

Зачем же ей понадобилось так изгадить Вронскому самые сладкие (самые естественно сладкие, сказала бы я) первые минуты радости? Ну, во-первых, чтобы изгадить. У Анны вообще такая манера - как можно быстрей испортить другому удовольствие. Но главное - тем самым лишить Вронского ощущения победы, ведь согласие женщины на секс всегда рассматривалось мужчинами как победа над ней, а разве может Анна позволить кому-то считать себя победителем в отношении нее?

Во-вторых, наглядно продемонстрировать Вронскому, что она совсем не та женщина, которой легко дается секс с любовником и к которой в связи с этим можно неуважительно относиться. Потому что в то время секс на стороне автоматически лишал женщину уважения к ней (и долгое сопротивление не являлось смягчающим обстоятельством), и прежде всего в глазах самого же любовника. Поэтому столь бурная страдальческая реакция Анны должна была убедить Вронского, что их совокупление не только не должно лишить ее уважения в его глазах, но даже и прибавить к ней уважения.

Ну, и в-третьих, и это самое главное, накрепко внушить Вронскому чувство вины и чувство ответственности. Она нарочно сразу же после полового акта как можно больней ударила Вронского изощренным психологическим приемом, чтобы отныне каждый раз, ложась к ней в постель, он помнил о причиненной ей этим нравственной боли, и чтобы эта боль теперь каждый раз была ему сигналом к чувству вины - ведь это же он виноват в том, что Анна из-за любви к нему вынуждена была пойти на такое унижение, стыд и позор, как половой акт с любовником. "У меня ничего нет, кроме тебя. Помни это" - вот он, кодовый ключ к управлению Вронским. Ты меня приручил? Приручил. Ну вот и неси теперь за меня ответственность! Удобная позиция.