Тон этого письма Вронский расценивает как враждебный. Но главное - он не может понять: как же так, "ребенок болен, а она сама хотела ехать"! Да как же ей могло в голову прийти оставить заболевшую дочку?!
Однако дочка больна. И Вронский немедленно едет домой.
*
А теперь давайте посмотрим, как события развивались до этого, т.е. после отъезда Вронского.
Да, поначалу Анна все-таки сделала над собой усилие и не устроила Вронскому скандал по случаю его отъезда. Хотя хотелось. Но она и сама уже чувствовала, что количество склок давно превысило возможный предел и вместо безоговорочного повиновения они уже начали вызывать во Вронском сопротивление. И она решила на этот раз обойтись без скандала, облагодетельствовать Вронского. Но вот беда: привыкший к сценам Вронский не сумел вовремя догадаться об этом! А потому, объявляя о своем решении, посмотрел на нее строго и холодно. И это чрезвычайно ее оскорбило. Как он смеет смотреть на нее строго и холодно! Как он смеет смотреть на нее взглядом, "который выражал право на свободу"!
И вот, то и дело прокручивая в памяти этот взгляд, она, "как и всегда" (и это подчеркивает Толстой), пришла исключительно к одному выводу - "к сознанию своего унижения". Уточним по контексту: чужое право на свободу Анной расценивается как унижение ее достоинства.
В связи с чем она и предается любимому занятию - жалости к себе. Ну конечно, хнычет Анна, он-то имеет право уехать куда и когда захочет (у нее тоже есть это право, но она им не пользуется). Он даже имеет право оставить меня, ведь я ему не жена (она тоже имеет право в любой момент уйти от него). Но, рассуждает далее Анна, ведь он же порядочный человек, а значит, именно потому, что он имеет право, он и не должен этим правом пользоваться! Ведь порядочный человек, имея на что-нибудь право, просто обязан отказаться от этого права, если я так хочу! А он вместо того, чтобы никуда не ехать, взял и уехал!.. А почему? Неужели и правда свободы хочется? Неужели и правда бежит из дома из-за скандалов? Да ну, ерунда. Просто у него охлаждение ко мне начинается, вот и все. Но ничего, ничего, мы еще посмотрим, я еще смогу удержать его своей красотой и постелью. Но вот надолго ли?.. Ах, как бы сделать так, чтоб надолго? Развод! Мне срочно нужен развод!
И, постановив так, она решила в виде исключения не капризничать и не ломаться, как обычно, а, чтобы не рисковать, "согласиться в первый же раз, как он или Стива заговорят ей об этом".
Отметим: сама она говорить о важном для нее же вопросе по-прежнему и не собирается - еще чего! это пусть другие о ней беспокоятся. А пока - страх за себя и все тот же морфин по ночам...
Так прошло пять дней. Она гуляла, посещала больницу, беседовала с приживалкой - княжной Варварой Облонской, читала романы. Это забирало ее время. Не увлекало - просто забирало время. И все это время ей отчаянно скучно. Тут заболела дочь. "Анна взялась ходить за нею, но и это не развлекло ее, тем более что болезнь не была опасна".
И вот на этом месте я испытала шок. Она, родная мать, ухаживает за больным ребенком только для того, чтобы хоть как-то развлечься! Да вот болезнь оказалась неопасной - настоящего развлечения не получилось... (А Вронскому врет, что якобы совсем сбилась с ног, ухаживая за дочкой!) Ничего себе отношение к ребенку... Да где же были глаза Набокова, когда он утверждал, что Анна Каренина "прекрасная женщина, очень добрая, глубоко порядочная"? Где тут доброта или хотя бы порядочность? Как может добрый порядочный человек расценивать болезнь ребенка как удачно подвернувшийся способ развлечься?!
Анна на удивление равнодушна к дочери. На удивление. Чем же она объясняет такое равнодушие? А вот чем: "Как она ни старалась, она не могла любить эту девочку, а притворяться в любви она не могла". Потрясающая отговорка. Особенно в неслучайном авторском контексте, что ухаживание за больным ребенком ее не развлекло. Вот и выходит, что любовь для Карениной - это всего лишь способ развлечения. И не более того. Не развлекает? Значит, не люблю.
А теперь вспомним, как отнесся к заболевшей девочке муж Анны, которого все тот же Набоков по странному приступу слепоты характеризовал как "лицемера и тирана", попутно уличив его в поддельной морали, а все его добрые поступки снисходительно и высокомерно характеризовав как всего лишь "широкий жест".
Итак, развлекающаяся болезнью дочери и уже успевшая сто раз забыть о ее существовании Анна названа Набоковым "очень доброй" и "глубоко порядочной". А ее муж - "лицемером и тираном", способным лишь на "широкий жест".