"Можно прочесть письмо?" - "Я сейчас принесу", - отвечает Долли.
Долли уходит. Анна остается одна. "Что ж это, Кити считает для себя унизительным встретиться со мной? - думала Анна, оставшись одна. - Может быть, она и права. Но не ей, той, которая была влюблена в Вронского, не ей показывать мне это, хотя это и правда. Я знаю, что меня в моем положении не может принимать ни одна порядочная женщина. Я знаю, что с той первой минуты я пожертвовала ему всем! И вот награда! О, как я ненавижу его! И зачем я приехала сюда? Мне еще хуже, еще тяжелее..."
Она слышит, как в другой комнате сестры о чем-то говорят. И Анна догадывается о чем - наверняка Долли уговаривает сестру выйти к ней. И эта догадка еще больше раздражает Анну, хотя именно на это она и рассчитывала минуту назад: "И что ж я буду говорить теперь Долли? Утешать Кити тем, что я несчастна, подчиняться ее покровительству? Нет, да и Долли ничего не поймет. И мне нечего говорить ей. Интересно было бы только видеть Кити и показать ей, как я всех и все презираю, как мне все равно теперь".
Показать Кити, как она всех презирает... Отомстить Кити! Снова и снова отомстить... Но Долли возвращается одна. Кити опять не согласилась...
Долли протягивает письмо. Анна читает. Долли с любопытством смотрит на нее - "она никогда не видела ее в таком странном раздраженном состоянии". Она спрашивает, когда Анна едет в деревню. Анна сощуривается. Анна молчит. И вдруг, совершенно внезапно, спрашивает прямо в лоб: "Что ж Кити прячется от меня? - сказала она, глядя на дверь и краснея".
Долли ужасно смущается: "Ах, какие пустяки! Она кормит, и у нее не ладится дело, я ей советовала... Она очень рада. Она сейчас придет, - неловко, не умея говорить неправду, говорила Долли. - Да вот и она".
Действительно, Кити совершенно не хотелось видеть эту женщину, которая вдобавок ко всем прежним гадостям еще и нагло соблазняла ее мужа, доставив тем самым беременной Кити еще одну порцию мучительных переживаний. Но воспитание (плюс уговоры сестры) взяло верх. Чему в немалой степени способствовала и натура самой Катерины Александровны - в ней все это время происходила внутренняя борьба "между враждебностью к этой дурной женщине и желанием быть снисходительною к ней". Но вот она вышла и увидела прекрасное лицо Анны - и "вся враждебность тотчас же исчезла". Ее красота, живущая словно сама по себе, магическим образом действует на всех - никто не в состоянии поверить, что эта ангельская красота скрывает такую черную и давно уже больную холодную душу гордячки и морфинистки.
Итак, враждебность оставила Кити - но не Анну. "Кити чувствовала, что Анна враждебно смотрит на нее. Она объясняла эту враждебность неловким положением, в котором теперь чувствовала себя пред ней прежде покровительствовавшая ей Анна, и ей стало жалко ее".
Но Кити ошибалась - причина враждебности Анны имела, увы, совсем другие корни...
Они стали говорить про Стиву, про детей, "но, очевидно, ничто не интересовало Анну".
"- Я заехала проститься с тобой, - сказала она, вставая.
- Когда же вы едете?
Но Анна опять, не отвечая, обратилась к Кити.
- Да, я очень рада, что увидала вас, - сказала она с улыбкой. - Я слышала о вас столько со всех сторон, даже от вашего мужа. Он был у меня, и он мне очень понравился, - очевидно, с дурным намерением прибавила она".
Дурными намерениями Карениной роман буквально напичкан. И Толстой не устает обращать на это наше внимание.
Однако на этот раз Анне не повезло - на этот раз ее дурное намерение не достигает своей цели! Кити слишком верит своему мужу, а он слишком верит ей, она слишком хорошо знает его прямую честную натуру, он бы не стал скрывать и даже не смог бы скрыть, если бы все еще находился под влиянием очарованности Анной. Этот морок давно прошел. Кроме того, Левин испытывает физическое отвращение к подлости, и рассказ жены об отвратительных поступках Анны для него не пустой звук. И Кити спокойна. А потому воспринимает этот подлый намек совершенно безмятежно и лишь "соболезнующе глядя" на Анну. И, думаю, Анна с ее обостренным чутьем на подобные вещи по реакции Кити прекрасно поняла, что с Левиным она проиграла...
Она поспешно прощается с Долли (заметим: с одной только Долли!) и поспешно же уходит.
И все-таки Кити прекрасно поняла мерзкий намек. А потому не отказала себе в маленькой сатисфакции:
"- Все такая же и так же привлекательна. Очень хороша! - сказала Кити, оставшись одна с сестрой. - Но что-то жалкое есть в ней! Ужасно жалкое!
- Нет, нынче в ней что-то особенное, - сказала Долли. - Когда я ее провожала в передней, мне показалось, что она хочет плакать".