Вид Анны отличался от других высокоорганизованных млекопитающих тем, что умел делать вещи, то есть изменять форму естественных природных предметов и веществ, превращая их в неестественные. Именно эта преобразовательная активность позволила Анниному виду захватить практически всю планету: численность соплеменников Анны и симбиотических животных, с которыми ее вид сосуществовал, на пять порядков превышала численность аналогичных им по массе и типу питания животных. И все благодаря орудийной активности!
Другие виды, правда, тоже отличались любовью к интересным вещам и блестящим предметам. Анна в детстве не раз наблюдала, как черно-белое теплокровное яйцекладущее таскает в свое жилище сверкающие стеклышки и пуговки. Несмотря на маленькую голову и потому еще не выросший до своих штатных размеров мозг, юная Анна понимала, что теплокровное яйцеколадущее стеклышки и пуговички не ест, а собирает их из чисто эстетических соображений – так же, как и она.
Но у прочих зверей не имелось карманов, поэтому их способность собирать и носить с собой вещи была ограниченной. Вид же Анны, издревле носящий взамен утраченной шерсти искусственную и потому трансформируемую шкуру имел возможность складировать и носить с собой в карманах и матерчатых емкостях значительные количества разных предметов. Позже, по мере эволюционирования жилищ и социальной иерархии, некоторые особи получили возможность складирования огромных количеств искусственно произведенных предметов и универсального эквивалента ценностей. А чтобы другие особи не отняли эти вещи и не мешали процессу конденсации ценностей в одних руках, существовала сложная система соподчинения и применения насилия. Частью этой системы была особая подсистема мифов о строении мира – сказки об Огромном Колдуне.
…Тело Анны мерно колыхалось в сосуде с жидкостью, а ее мозг тем временем размышлял о том, почему на свете есть глобальная справедливость, и отчего в мире существуют несчастье и горе. Несчастьем и горем соплеменники Анны называли сильные отрицательные эмоции, которые провоцировались внешними раздражителями. Раздражители были разного рода. Если самка теряла детеныша, это считалось несчастьем. Если особь теряла родителей, это тоже считалось несчастьем, но в данном случае была градация – если родителей теряла взрослая особь, это считалось маленьким несчастьем, а если родителей терял детеныш, это считалось большим несчастьем. Мозг Анны думал о том, что с ней было бы, если бы она потеряла брачного самца или детеныша. Первую потерю мозг оценил, как слабый раздражитель, а вторую, как очень сильный, зашкаливающий и разрушительный, потому что приспособительный эволюционный механизм, связывающий самку с детенышем, был чрезвычайно силен, он больно привязывал самку к ее помету, буквально принуждая ее неусыпно заботиться о потомстве, чтобы резко повысить выживаемость вида.
Отчего же самка могла потерять детеныша? Когда-то, во времена далекие от изобретения универсального эквивалента ценности, когда предки Анны только-только начали осваивать производство вещей, мышечные волокна детеныша мог использовать как пищевую массу хищник другого вида. Потом, по мере развития цивилизации, когда вид Анны стал почти безраздельно царствовать во всей биосфере, самка все равно рисковала потерять детенышей по разным причинам. Большие хищники употребить его в пищу уже не могли, но жизненный цикл детеныша были в состоянии прервать очень мелкие примитивные существа, которые использовали его тело, как среду обитания. Буквально поедая детеныша изнутри, они размножались в нем и, в конце концов, все гуртом погибали – и примитивные, и детеныш-носитель.
Кроме того, детеныш самки мог погибнуть в результате внутривидовых конкурентных разборок: после того как разумный вид воцарился на планете и потерял своих естественных врагов, его главным врагом стал он сам. Точнее говоря, различные стада, именуемые народами и объединенные вместе по случайному признаку общего происхождения, начинали конкурировать между собой за ареалы обитания. Внутривидовая конкуренция всегда самая жесткая, поэтому дело порой доходило до полного истребления противников… Рядом с ночным лежбищем Анны всегда лежал информационный носитель, на целлюлозных пластинах которого были закодированы древние предания об Огромном Колдуне, создавшем мир и опекавшем одно из скотоводческих племен. После многочисленных стычек этого племени с конкурентами Огромный Колдун каждый раз обращался к любимцам и требовал от них осуществить тотальный геноцид, то есть прервать жизненные циклы всех самцов, самок и детенышей побежденного племени. Порой Огромный Колдун так увлекался, что настоятельно рекомендовал даже уничтожить всех симбиотических травоядных, с которым жили истребляемые.
Анна читала эти истории и даже не задумывалась, как сочетается требование перманентного геноцида по отношению к побежденным с тем, что ей говорил пузатый самец, работающий в Жилище Огромного Колдуна. Этот самец в черном, лицо которого было покрыто густой шерстью, утверждал, что Огромный Колдун очень добр и желает счастья всем особям ее вида. И хотя попустительствует их постоянным ошибкам, возводя их в обыкновение, однако, зато потом всегда всех прощает. Но одновременно всегда всех наказывает!.. При этом, если с особью случается что-то плохое, она сама в этом виновата: грешила. А если хорошее, то это заслуга Огромного Колдуна, ибо добр и милосерден. Если же Колдун не помог какой-то самке избежать несчастья (например, уничтожения ее детеныша маленькими паразитами), значит, он просто не смог этого сделать: слишком уж эта самка была грешна. При этом Колдун был, как утверждалось, всесилен. Его декларируемая всесильность была столь велика, что Огромный Колдун умел даже возобновлять прервавшийся жизненный цикл особи! Правда, никогда этого не делал на практике: все знакомые Анны умирали безвозвратно, и Огромный Колдун никого еще не воскресил…
Весь этот набор противоречий и алогизмов не вызывал, однако, у Анны прогрессирующей шизофрении, поскольку ее мозг от них просто отмахивался, как от мух. Это было естественным предохранительным механизмом здорового организма, который соглашается, но не вникает, чтобы не поломаться.
Анна каждый седьмой день посещала Жилище Огромного Колдуна, поскольку так делали все окружающие, и стадный инстинкт заставлял самку делать то, что делают другие, в противном случае она бы начала переживать неприятные ощущения беспокойства, потерянности.
Жилищ Огромного Колдуна были тысячи, они строились во всех местах компактного проживания анниных соплеменников. Наличие огромного количества Жилищ Колдуна тоже было странным, поскольку официально считалось, что Огромный Колдун один, и, стало быть, может одновременного находится только в одном жилище. Правда, можно было предположить, что Огромный Колдун посещает все свои Жилища попеременно, но на входных отверстиях в Жилища не висели расписания его посещений, так что вероятность застать Колдуна в каждом конкретном из них была исчезающее мала, а значит, нужда в посещении Жилища практически отпадала – с тем же успехом можно было сидеть и у себя дома. Однако и на эту алогичность предпочитали закрывать глаза, либо объясняли ее другой нелогичностью: утверждалось, что хотя Огромный Колдун один, он одновременно живет в разных своих Жилищах. И даже более! Считалось, что Огромный Колдун каким-то чудесным образом присутствует не только во всех своих Жилищах одновременно, но и вообще везде. Получалось новое противоречие: раз Огромный Колдун столь огромен, что присутствует везде во Вселенной, то зачем ему вообще нужны какие-то Жилища? Однако так далеко в своих рассуждениях особи обычно не заходили, поскольку рисковали нарваться на агрессивную реакцию Служителей Колдуна. Именно они работали в Жилищах Огромного Колдуна и за посредничество с Колдуном собирали с соплеменников Анны универсальные единицы всеобщего эквивалента.
Служители Огромного Колдуна ходили в искусственных шкурах черного цвета, а на груди носили изображение мучительного прекращения жизненного цикла. Да и в самом Жилище Огромного Колдуна многие изображения были так или иначе связаны с прекращением жизненного цикла. То там, то сям виднелись черепа со скрещенными костями, а также сценки пыток и умерщвлений. Считалось, что если одни особи прекращали жизнедеятельность других особей своего вида наиболее болезненным способом, умерщвленный становился особо интересен Огромному Колдуну. Огромный Колдун вообще отличался пристрастием к смерти и мучительству, хотя официально это всячески отрицалось.