– Нет, вы не знаете России! – Барон усмехался в седые усы и попыхивал старомодной голландской трубочкой. – О, здесь возможно ехать и ехать – бескрайне, бескрайне! Избави вас Господь судить о России и русских по Москве и Петербургу. Подлинная Россия начинается за пределами городов, обустроенных поверхностно на европейский лад. И я никому – о! – никому не пожелаю узнать подлинную Россию!..
– Отчего же? – решилась спросить я.
– Оттого что подлинная Россия раскрывается вам, когда вы, моя прелестная девица, следуете в далекую ссылку в открытых всем русским ветрам и метелям санях, под конвоем солдат, направляемых противоречивыми, но строжайшими предписаниями; следуете в растерянности и ужасе вперед и вперед через бесконечные пустынные равнины и леса…
Мне сделалось не по себе от его густого голоса, почти заворожившего меня.
– Перестаньте, барон! Вы напугали Элену, а ведь она сов сем еще дитя! – вмешалась госпожа Сигезбек, заметив мой испуг, и пригрозила барону закрытым веером.
Барон покивал мне пудреной головой, свежесделанные букли оттеняли морщинистую смуглость его лица.
Мы сидели в беседке, когда вдруг поблизости раздалась громкая песня на тогда еще непонятном мне русском языке, в громком нестройном мужском пении слышались угроза неведомо кому и странная, беспредельная распущенность. Я снова испугалась. Но барон широко улыбнулся. Усилием воли я за ставила, принудила себя обернуться и увидела молодого человека в офицерском гвардейском мундире, весьма запачканном, и с непокрытой головой. Казалось, его парик вот-вот свалится наземь. Лицо молодого человека, необычайно красное, багровое, в сущности, имело выражение дикой злобы; глаза его, сильно прищуренные, налиты были кровью. Он двигался, пошатываясь, и неровными шагами, и пел, срывая голос.
– Молодец, – произнес барон, усмехаясь. И повторил непонятное мне тогда русское слово: – Молодец![17]
Офицер нелепо взмахнул обеими руками и рухнул бы на землю, если бы не подбежавшие простолюдины, его слуги, вероятно. Они подхватили пьяницу под руки и увлекли с собой. Я решилась вновь задать вопрос, отчасти для того, чтобы одолеть страх, охвативший меня с новой силой:
– О чем говорится в этой песне?
– О! Не для девичьего ушка, – захохотал барон. А госпожа Сигезбек наклонилась к тетушке Адеркас и прошептала нечто, вызвавшее краску на впалых щеках тетушки и характерную многозначительную улыбку дамы, услышавшей некую непристойность.
Барон объяснил, что страшный офицер – единственный сын князя Меншикова и является лейтенантом гвардии.
– Я бы не стал чрезмерно осуждать этого молодого человека за его буйство. Ведь он находился в ссылке вместе с отцом и всем семейством. Его мать и одна из сестер, та самая, которую желали сделать супругой внука Великого Петра, умерли в ссылке.
Госпожа Адеркас спросила, что сталось с внуком великого государя. Барон ответил, что юноша, почти мальчик, скончался от оспы.
– …Тогда дворянство решило передать престол нынешней императрице Анне Иоанновне.
– А дочь Великого Петра? – продолжала любопытствовать тетушка.
– Принцесса Елизавета жива. Жив и другой внук великого государя, от старшей дочери, Анны, и герцога Голштинии[18], – отвечал барон.
– Но ведь нынешняя императрица – дочь старшего брата Великого Петра, не так ли? – осторожно заметила тетушка.
Похоже, господин барон разошелся:
– В России не существует раз и навсегда установленного порядка престолонаследия! Нет здесь и майоратного права, имущество отца не переходит к старшему сыну. В сущности, все наследуется произвольно. Россия – страна, где господствует единственное право – право сильнейшего. И я бы не сказал, что это так уж несправедливо…
17
…Молодец! – Александр Александрович Меншиков (1714–1764) – сын А.Д. Меншикова, был в ссылке вместе с отцом и сестрами. Впоследствии участвовал в ряде военных кампаний и дослужился до генерал-аншефа; был известен вспыльчивостью и непристойным и буйным поведением.
18
…внук великого государя, от старшей дочери, Анны, и герцога Голштинии. – Карл Петер, будущий Петр Федорович, император Петр III, сын Анны Петровны и герцога Голштайн-Готторпского, Карла Фридриха; родился в 1728 году, а в 1782 году был свергнут с престола и убит по приказанию своей жены, будущей Екатерины II, правил 186 дней.